Юрий Продан - Князь Кий. Дорога на Тмутаракань

В последние дни Богдан редко виделся со Златой, ему было не до неё. Девушка сама пришла в княжеский шатёр, когда прослышала, что Святославу стало совсем худо.

- Ой боже Перуне! - тихонько всплеснула она руками, увидев жёлтое, будто восковое, лицо князя. - До чего довела лихоманка! Надо ведуна привести… Только где его взять в этих плавнях? Ой, попробую я сама что-нибудь придумать…

Она выскользнула из шатра, не замечая пристального взгляда Свенельда.

- Что за гридень? - спросил воевода, покосившись на Богдана. - Я такого будто впервой вижу.

- Это Злат, мой товарищ. Мы с ним вместе уходили из хазарской неволи.

- Злат? - седые брови Свенельда высоко поднялись. - Ой, сотник, что ты мне, старику, голову морочишь! Да это же девка!

Богдан опустил глаза.

- Молчишь? Значит, угадал я! А куда это она выскочила будто ошпаренная? Я ведь её не съем.

- Не знаю, боярин, - невнятно пробормотал сотник.

- Ну-ну, - добродушно усмехнулся Свенельд, но, взглянув на больного, серьёзно добавил: - Я пойду, а ты, гляди, с князя глаз не спускай. Уж не знаю, чем и помочь ему…

Вскоре пришла Злата. В руках она несла корчажку с каким-то варевом. По шатру разлился медвяный запах.

- Вот, сварила. Пусть князь попьёт, ему сразу легче станет. Лихоманка этого зелья боится.

- А ты знаешь, кому своё зелье принесла? - загородил ей дорогу Богдан. - Князю! А может, это - отрава?

Она повела крутым плечом, отодвигая сотника в сторону.

- Отрава? Такое зелье у нас в Тмутаракани моя бабка варила. Вот, гляди!

Злата приложилась к корчажке, отхлебнула из неё, поморщилась, засмеялась.

- Чего глядишь? Горькое, не мёд. А пить его надо.

Богдан молча посторонился. Девушка, присев на корточки перед больным, осторожно подняла его голову и поднесла корчажку к запёкшимся губам.

- Пей, пей, княже, - тихо приговаривала она, - поправишься - поведёшь нас дальше, к моему дому родному.

Приподняв полог шатра, за нею внимательно наблюдал Свенельд. Богдан улыбался, не замечая воеводы. Нет, его Злата ничего худого князю не сделает. Его Злата…

- Злата, надо и нашим гридням помочь. Есть хворые. Улеба и Звягу трясёт лихоманка, от них только кожа да кости остались.

Она блеснула зелёными глазами.

- Думаешь, я сама того не ведаю? Уже напоила…

Всю ночь Святослава мучили кошмары. То окружали князя печенеги в степи, свистел аркан над его головою, а он никак не мог от аркана уклониться, то видел он мать свою на смертном одре, наказывающую ему что-то, а что - никак не мог Святослав услышать.

А потом приснилась ему Малуша, первая любовь, подарившая князю сына Владимира. Шла она, босая, по пыльному шляху и несла на руках младенца. Святослав её окликал, но Малуша не отзывалась и шла всё дальше, туда, где дорога круто обрывалась над Днепром. Не видит она обрыва… Как остановить её, предупредить о близкой опасности? Нет, это не младенец у неё на руках, это корчага с вином. Услышала Малуша призыв своего князя, остановилась, лицо расцвело в улыбке. «Пей, пой, княже, поправишься - поведёшь нас дальше, к моему дому родному!» Где твой дом, Малуша? Давно не видал тебя Святослав, давно. Он придёт ещё к тебе, только бы вот подняться поскорее…

Исчезла Малуша. Оборвались сновидения.

К утру Святославу стало лучше. Князь потребовал к себе Свенельда.

- Долго, видать, я пролежал… А дело наше стоит. Воевода Борислав поднялся?

- Кровью изошёл Борислав, верно, уже не встанет.

- Эх, Борислав, Борислав, буйная голова! Мыслил и его посадником оставить в Тмутаракани, а он… Надобно нам поспешать туда. Выждем день - дальше пойдём.

- Слаб ты ещё, княже.

- Ничего, не пеший пойду - конь повезёт.

А ночью скончался воевода Борислав.

Не всегда и во всем послушен был князю молодой воевода. Вот и на этот раз поступил по-своему, сгоряча нарушил ряд с касогами, за что русичам пришлось заплатить дорогой ценой. И всё-таки за удаль, за стойкость в бою Святослав многое прощал Бориславу. Смерть молодого витязя его опечалила, и князь распорядился похоронить воеводу со всеми подобающими воинскими почестями, справить по убитому добрую тризну.

Не было в походе при войске ни одного волхва, служителя русских богов, поэтому Святослав сам руководил похоронами. Войско вышло из болот, переправилось через реку, и там, на её берегу, было выбрано открытое место на небольшой возвышенности. Сотни дружинников натаскали из ближнего дубового леска сухие дрова и сучья, сложили высокую поленницу. На самом верху её усадили мёртвого воеводу в полном боевом облачении. Плечи ему прикрыли багряным аксамитовым корзном, в правую руку вложили меч. Не забыли ни щита, ни копья и лука со стрелами и едой всякой снабдили покойника - может, долог будет его путь в потустороннем неведомом мире, пока он предстанет перед богами.

Богдан смотрел на приготовления к похоронному обряду, и в сердце его не было неприязни к погибшему воеводе. Сражался он смело и погиб славно - на поле брани.

Тревожно заржал конь, далеко разлетелся его крик, будто жалобно степь застонала. Богдан понял, что это ведут боевого друга воеводы к месту его вечного покоя. Конь шёл осёдланный, блестела на нём отделанная золотыми бляхами сбруя, всеми цветами радуги переливались седельные луки, украшенные драгоценными камнями.

Мечник подвёл коня к поленнице, оглянулся на князя. Тот хмуро кивнул. Мечник, не отпуская повода, отступил на шаг, замахнулся острым клинком. Брызнула кровь на сапоги мёртвого воеводы, жалобно закричал конь, вздыбился, словно пытаясь уйти от гибели, и тотчас рухнул на вытоптанную траву.

Затрубил боевой рог - один, второй, третий. Будто турица заревела далеко в лесу, откликнулись ей могучие туры. Сам князь подошёл к поленнице с двумя гриднями, поднёс огонь к сухому дереву. Закурился дымок, робкие язычки пламени заплясали на дровах, и вдруг дохнул ветер из степи, и пламя жадно затрещав, охватило всю поленницу.

Князь, бояре, все воины склонили головы, прощаясь с Бориславом.

Утром князь приказал рынде трубить поход. Он объехал поредевшие дружины, мысленно подсчитывая, скольких добрых воинов недостаёт после многих сеч и стычек. Потом махнул рукою в сторону запада - на Тмутаракань - и, сойдя с коня, ковырнул мечом жирную, веками не знавшую рала землю, взял горсть её, показывая пример другим, и пошёл, ведя коня в поводу. За ним спешились Свенельд и другие воеводы, старшая дружина, гридни. Проходя мимо всё ещё тлевшего огнища, похоронившего останки Борислава, князь бросил горсть земли на подёрнутые серым пеплом угли и, пройдя ещё несколько шагов, тяжело, с натугой, поднял своё тело в седло.

Всё шли и шли русские воины, и каждый бросал на могилу горсть земли. Долго тянулось это печальное шествие. Когда прошла последняя сотня, позади неё возвышался покатый, издалека видный курган.