Лев Жданов - По воле Петра Великого: (Былые дни Сибири)

Боярские дети, выборные от горожан, казаки, посадские, приказный мелкий люд, которому не пристало стоять впереди с дьяками и подьячими, — все они теснились на заднем плане длинной, невысокой, скудно обставленной приёмной залы.

Капитаны и другие офицеры, начальники рот и военных частей тоже построились блестящим рядом по другой стороне зала, против гражданских высших чинов, одетые в разноцветные мундиры и затянутые в свои лосины. Негромкий говор совершенно стих, едва распахнулась широко дверь и в глубине соседнего покоя показалась тучная фигура Гагарина, застучали по налощённому полу высокие красные каблуки его башмаков, украшенных бриллиантовыми пряжками.

Одет он был так же пышно, как и вчера во время богослужения, только без пудренного парика, как бы следовало по регламенту. Пропитанный многими предрассудками московской старины, Гагарин не любил надевать на голову «мёртвые волосы», считая это делом нечистым и греховным. На глазах Петра, строго требующего исполнения церемониалов, князь вынужден был часто являться в пудренном парике, но дома его не носил, подобно царю. А здесь — за тысячи вёрст от Парадиза и его сурового хозяина — новый повелитель края решил отменить совсем этот, неприятный ему, придворный обычай ношения парика.

Низким поклоном встретили вошедшего все, кто теснился в зале, желая первым попасть на вид князю. Он ответил ласковым, тройным поклоном на все стороны, придав себе настолько важный и величавый вид, насколько это было доступно человеку небольшого роста и тучному чрез меру.

— Здравствую вас всех, государи мои, гражданского и воинского сословия и торговых и прочих чинов люди! — громко заговорил Гагарин. — Благодарствую за добрый и знатный приём, вчера мне учинённый ото всех града сего жителей и властей с духовенством купно. От имени его величества, государя царя и великого князя, Петра Алексеевича, всея России самодержца, милость и привет объявляю верным слугам и подданным его, как православным россиянам, так и многим иным, на землях сибирских проживающим!

— Виват царю и государю нашему! Виват губернатору, князю Матвею Петровичу! — громко прокатилось по залу в ответ.

Инородцы, поняв, что надо принять участие в общем гуле, тоже закричали своими гортанными голосами, кто что умел, по-русски и по-своему.

Довольный дружным приёмом, несколько раз кивал приветливо всем головой Матвей Петрович, а когда шум затих, снова заговорил:

— В тяжкое время поручил мне государь и повелитель наш ведать судьбу столь обширного и отдалённого края. И здесь, как мне то доподлинно ведомо, умалилися достатки и способы к проживанию безбедному и сытому, как то было в прежние годы. Зверя стало меньше, урожаи плохи, а людей прибавляется... Набегают немирные народцы и избивают не только ясачных наших людей, а и самую русскую силу ратную и мирных пашенных крестьян... Торги оттого в умалении и даже опасно ездить по тем богатым путям, по которым раней столько торговых людей в Сибирь и из Сибири езживало... А ко всему тому — и свои лиходеи, мздоимцы-крохоборы, а то и прямые мятежники, разбойные русские люди, и служилые лукавцы, и подьячий народ, и до иных воевод вступительно, — весьма многие утесняют беззащитных тяглых и торговых людей, убытки им чинят и разорение великое!.. За тем я и явился к вам, чтобы то всё поиначить и поисправить, обиженным суд и правду дать, обидчикам — батоги, дыбу, а то — и виселицу!

Снова крик привета и радости пролетел по залу. А Гагарин, выждав тишину, продолжал:

— Прямо говорю: открыта дверь моя для всякой прямой жалобы на обиду, от кого бы та обида ни шла, от низших ли, от самых ли высших здесь людей. Торговым людям свобода в их торговых делах, ежели только оставят они свой лукавый обычай пеню скрадывать, мыта утаивать... Таким по-старому нещадные казни грозят. Ясачному люду от нас защита и помога, ежели верно станут своё дело править. Служилым людям утеснений не будет, да и потачки не дам же! Вперёд ведайте. Вере нашей святой Христовой первый поборник и помощник обещаюсь пребывать. И прошу во всём том кому как по делу али по службе указано помогать мне и всякое содействие чинить. А я благодарен и памятлив буду как на злое, так и на доброе.

Новый рокот приветствия прокатился кругом.

— Ещё сказать повинен нечто! — сильнее прежнего поднял голос Гагарин, как хороший актёр, приберегающий эффекты под конец. — Великие неправды творились доселе в сём краю и безнаказаны оставались злодеи. Но ныне тово не будет боле. По указу его царского величества послана будет от меня персона благонадёжная и полномочная все старые вины служилых людей сыскивать, новым — препону давать и обывателям на местах огласить, что отныне по закону страна управляться будет, а не произволом старших и меньших начальников, а для пользы службы его величеству перемены некоторые произойдут. О таковых приказы мною ныне же по надлежащим местам будут выданы. Теперь же ещё раз благодарю за добрую встречу и изъяснённые пожелания и сам желаю всем успеха в делах и милости от Господа на укрепление сил для верного служения его царскому величеству.

Выждав, когда смолкнет очередной «виват», неизбежный после таких слов, Гагарин продолжал громко и властно:

— Тяжёлое время нынче для нашего любезного отечества приспело. Война со шведом в самом разгаре, а тут Господь другую наслал, с турками... Тяжкое испытание вынес наш державный государь и целое воинство с ним на берегах Прута-реки. Возами везли наше злато в лагерь нечестивых отоманов, царица сняла с себя все свои драгие вещи и положила, как жертву, на алтарь отечества. Не только не удалося освободить братские народы христианские из-под ига нечестивых агарян, но и свои, кровью завоёванные города и крепости, Азов и Таганрог довелося отдавать поганым либо разрушить своими же руками!.. Тяжело пришлося целой Земле... И мы здесь тоже не преминем участие взять в общей печали. Деньги и люди нужны для обороны царства, для защиты веры нашей. Оно, правда, лучше было бы войны не зачинать, к ней раней не изготовясь... Тогда и тягот лишних не возлагалось бы на людей!.. Да теперь уж о том поздно толковать. Голову снявши, не плакать же по волосам... И я без сомнения ожидаю, что и здешние обитатели, православные и иные, охотно лишнюю тяготу понесут, людей на войско выставят и денег дадут, сколько по развёрстке придётся.

— Да уж!.. Вестимо... Землю боронить надо! — раздались далеко не уверенные и не слишком громкие голоса из среды торговых и ремесленных людей, казаков и горожан, потому что на них теперь глядел Гагарин, к ним больше всего обращал свой вопрос, звучащий приказанием.

— Вот и ладно! — приветливо кивая головой, закончил свою «программную речь» новый губернатор-наместник. — Иного я и слышать не ожидал от верных слуг и подданных его царского величества. Оно и то сказать: тяжеленько придётся... Я и сам вижу... Немало уж из Сибири в царскую казну российскую всякого добра увезено, и людей много же ушло... Сколько убито алибо в полону... И сам бы я не рад ещё с вас, люди добрые, лишку теребить... Да не моя воля, царская! Ей покорствовать надо! Теперь я всё сказал. Кланяюсь всем и доброй службы жду его царскому величеству.