Грегор Самаров - При дворе императрицы Елизаветы Петровны

— Это верно, — сказал Пётр Фёдорович, несколько озадаченный, — что же теперь делать?

— Всего естественнее было бы, — ответил Цейтц, — послать туда барона фон Брокдорфа, который хорошо знает дело управления герцогством и знает, какими способами можно увеличить доходность. Ваше высочество, соблаговолите дать ему полномочия привести в исполнение свои идеи и планы, и я не сомневаюсь, что в короткое время, благодаря новым источникам, открытым бароном фон Брокдорфом, ваша казна значительно обогатится.

— Это верно, совершенно верно! — радостно воскликнул Пётр Фёдорович. — Пусть Брокдорф едет завтра же, со всеми необходимыми полномочиями.

У Брокдорфа широко открылись глаза, и он с отчаянием смотрел на великого князя, который весело потирал руки; удар был слишком неожидан, он как бы оглушил барона и лишил дара слова.

— Собирайтесь-ка в дорогу, любезный Брокдорф, — сказал великий князь, дружески хлопая его по плечу, — примемся скорее за дело и положим ему конец. Пусть все видят, что вы пользуетесь моим доверием; я уверен, что вы оправдаете его.

— Милость вашего императорского высочества осчастливила меня, — проговорил Брокдорф нерешительно, — но всё же на водворение порядка в герцогстве потребуется некоторое время; к тому же я не знаю...

— У меня нет времени, — крикнул великий князь, и его глаза полоснули гневом растерявшегося Брокдорфа, — добрые намерения не следует откладывать. Вы должны ехать сейчас же, и чем раньше вы прибудете туда, тем скорее будете в состоянии пополнить мою казну новыми доходами.

На бледном, сухом лице Цейтца мелькнуло выражение иронии и злорадства, между тем как взор Брокдорфа блуждал беспомощно, предвидя неминуемое падение в яму, которую он вырыл для другого. Вдруг его осенила какая-то мысль; он склонился перед великим князем и сказал:

— Я уехал бы немедленно, чтобы исполнить возложенную на меня вами, ваше высочество, столь почётную миссию, но не знаю, как исполнить мне взятые здесь на себя обязанности, — продолжал он, понизив голос и подходя ближе к великому князю. — Постройка крепости, комендантом коей вам было угодно назначить меня, ещё не закончена, и я не думаю, что я мог бы передать это важное и трудное дело в другие руки. Пришлось бы оставить крепость неоконченной; но тогда она могла бы подвергнуться дерзкому нападению крыс?

Пётр Фёдорович взглянул на стол, на котором красовалась крепость, лишь наполовину покрытая раскрашенным плетеньем из медной проволоки, и в раздумье произнёс:

— Да, да, правда, что станется с моей крепостью? А сколько времени нужно вам, чтобы окончить всю постройку?

— Не менее двух-трёх недель, — заявил Брокдорф, которому очень важно было выиграть время, — изготовление медной сетки — дело нелёгкое.

— В таком случае отложим ваш отъезд, — сказал Пётр Фёдорович, — я не могу отпустить вас, пока не будет окончена порученная вам постройка. Тем временем мы ещё обдумаем, какие меры придётся вам принять там.

Цейтц не понял всего разговора, который вёлся вполголоса; услышав же последние слова, он посмотрел на великого князя с удивлением и сказал затем:

— Если вы, ваше императорское высочество, решаете отложить отъезд барона фон Брокдорфа, то вы будете иметь случай переговорить об этом деле с бароном Пехлином, вашим министром, и сообщить ему предложения барона.

— Пехлин является только исполнителем моих приказаний, — резко заметил великий князь, — и я не советую ему противодействовать моей воле. Впрочем, — насмешливо прибавил он, — этот молодец Пехлин слишком занят для того, чтобы вмешиваться в дела Голштинии; ему приходится заботиться о сохранении благорасположения Бестужева. Очевидно, ему представляется более лестным быть на побегушках у русского государственного канцлера, нежели первым министром герцога голштинского.

— Барон Пехлин, — доложил один из ливрейных лакеев великого князя.

Пётр Фёдорович умолк, как бы чего-то испугавшись. Брокдорф беспокойно поглядывал на дверь, которую лакей оставил полуоткрытой и откуда появился фон Пехлин.

Как всегда изысканно одетый, с весёлым, жизнерадостным выражением на свежем лице, Пехлин осторожно протиснулся между стеной и большим столом, изобразил великому князю подобие глубокого, церемониального поклона, Цейтцу поклонился снисходительно-дружески, а на Брокдорфа бросил взгляд, полный высокомерного равнодушия.

— Вы пришли вовремя, Пехлин, — сказал великий князь с некоторым замешательством, — мы только что занимались обсуждением дел, касающихся Голштинии.

— А! — произнёс министр.

— Да, я решил сместить Элендсгейма и привлечь его к ответственности, — торопливо заговорил великий князь. — Вы знаете, что он никогда не присылал мне ничего из голштинской казны?

— Да, я знаю, — ответил Пехлин, — но не склонен обвинять в этом Элендсгейма; я полагаю, что всякий другой на его месте не был бы в состоянии сделать больше.

— Нет, мог бы, — воскликнул Пётр Фёдорович. — Вот Брокдорф, которого я посылаю в Голштинию и которому поручаю управление ею, берётся поправить дела; у него масса планов, благодаря выполнению коих мои доходы быстро увеличатся.

Барон Пехлин сделал лёгкое движение головой в сторону Брокдорфа, настолько неопределённое, что нельзя было решить, был ли то поклон или выражение высокомерного изумления.

— Ваше императорское высочество, — сказал он, — надеюсь, вы окажете мне честь и познакомите меня с вашим решением и вытекающими из него предприятиями; когда найдёте свободное время, вы назначите мне свидание?

— У меня сейчас есть свободное время, — воскликнул Пётр Фёдорович, — это дело нужно довести до конца как можно скорее.

— Прошу прощения у вас, ваше императорское высочество, — возразил Пехлин, — но в настоящий момент у нас нет времени совещаться по поводу столь важных дел, так как я явился сюда, чтобы представить вам графа Линара, посланника короля датского.

— Ах, граф Линар здесь? И вы полагаете, что мне следует принять его? — краснея, спросил великий князь.

— Граф ждёт в приёмной, — сказал Пехлин, — и, как не мало вы, ваше высочество, симпатизируете королю Дании, но всё же не следует пренебрегать внешними приличиями в отношении его посланника.

— Пусть войдёт, — сказал Пётр Фёдорович, между тем как Цейтц удалился через спальню, — а вы, Брокдорф, будьте на сегодня моим церемониймейстером. Откройте двери посланнику датского короля и озаботьтесь, — тихо прибавил он, — скорейшим окончанием постройки крепости.

Брокдорф вышел и через несколько минут ввёл датского посланника в кабинет.

Графу Линару было на вид лет под пятьдесят. Это был человек высокого роста, несколько угловатый, худой; черты его лица были правильны, но маловыразительны, цвет лица поразительно белый и прозрачный; большие светло-голубые глаза были несколько выпуклы и как бы с удивлением постоянно озирались кругом. Вокруг рта неизменно блуждала лёгкая самодовольная улыбка, а густо напудренный парик из мелких локонов вполне соответствовал этой своеобразной молочно-белой голове. Одет он также был во всё белое: на нём был белый шёлковый костюм с богатым серебряным шитьём, башмаки из белой кожи с бриллиантовыми пряжками, белые ножны у шпаги, а на шее цепь из слонов и башен, на которой висел орден Слона. На груди красовался высший датский орден — серебряная звезда, украшенная жемчугом и бриллиантами.