Грегор Самаров - При дворе императрицы Елизаветы Петровны

Сказав это, он снова повернулся к дамам и стал переходить от одной к другой.

Уильямс не вполне понял слова канцлера, но тем не менее стал внимательно следить за происходящим.

Вскоре открылись двери, и в зал при гробовом молчании вошла великокняжеская чета. Пётр Фёдорович казался таким счастливым и раскланивался со всеми придворными с такою ласковостью, ведя нежно свою супругу, что весь двор пришёл в удивление; но ещё более удивились присутствующие, когда заметили среди свиты великого князя также и Салтыкова, который хотя и казался сильно бледным, тем не менее шёл с высоко поднятой головой. Неожиданное появление человека, которого считали в опале, повергло всех в изумление, и никто не мог разрешить удовлетворительно эту загадку.

Но придворным пришлось недолго предаваться своему удивлению, так как вслед за появлением великого князя и его супруги раскрылись двери императорских покоев и стук жезла обер-камергера возвестил о приближении государыни.

Императрица появилась пред двором в затканном серебром платье, с бриллиантовой диадемой в волосах. На её лице лежала печать какой-то торжественной серьёзности, и в тот момент, когда двор склонился пред своей повелительницей, стояла тишина оглушительная. В двух шагах от неё шёл Бекетов, на детском лице которого сегодня лежало выражение горделивого самоуважения. Туча придворных дам и кавалеров следовала за императрицею... На пороге зала её встретила великокняжеская чета. Напряжённое внимание в этот момент достигло высшей точки, и все взоры обратились на эту группу, вследствие чего только некоторые заметили, что канцлер Бестужев в это время, смешавшись со свитою великого князя, дружески пожал руку Салтыкову. Когда Пётр Фёдорович и Екатерина Алексеевна приблизились к императрице, она нежно поцеловала в обе щеки племянницу и обратилась с несколькими словами к племяннику.

Теперь все ожидали того мгновения, когда государыня заметит Салтыкова, который осмелился — как думали — вопреки её приказанию явиться на ужин в свите наследника. Но Елизавета Петровна отвернулась и окружила себя небольшим кружком дипломатов. Она перебросилась несколькими словами с Уильямсом, затем довольно долго разговаривала с графом Эстергази и особенно дружески беседовала с маркизом де Лопиталем.

В это время граф Бестужев приблизился к великой княгине и тихо проговорил:

— Ваше высочество, позвольте мне принести вам моё искреннее поздравление! Счастье вложило вам в руки бразды будущего, а ваш ум сумеет удержать их для блага страны.

Екатерина Алексеевна, скромно улыбнувшись, ответила:

— Счастье должно быть горячо и молодо, а разум стар и холоден, — уживутся ли они вместе?

— Настоящий великий ум, — возразил Бестужев, — повелевает счастьем, в то время как мелкие души только вздыхают по нём, не будучи в силах достигнуть его.

— Я хочу прогуляться по залу, — сказала императрица, — прошу не обращать на меня внимания. Иван Иванович составит партию великой княгини, которую я прошу занять пока моё место.

Шувалов молча поклонился.

По соседству с тронным залом был раскрыт карточный столик, выложенный слоновой костью и перламутром. Несколько высших сановников и дипломатов заняли за ним места. Вокруг было раскрыто ещё несколько столов, за которые сели другие придворные, и началась та показная карточная игра, во время которой придворные сидели и держали карты в руках, но почти не играли, а всё время следили за тем, что происходит вокруг главного стола. Но, вероятно, ещё никогда так рассеянно не играли придворные, как в этот достопамятный вечер. Даже разговоры вскоре вовсе прекратились, и все взоры неотступно следили за великой княгиней и императрицей, которая, расхаживая от одной группы к другой и беседуя то с тем, то с другим, как казалось, повсюду распространяла вокруг себя милость и радость.

Один только Пётр Фёдорович, по-видимому, относился серьёзно к игре. Он выставил на стол несколько свёртков золота и с увлечением играл партию с Кириллом Разумовским и маркизом де Лопиталем. При этом он поминутно обращался за советом к супруге, которая играла с Уильямсом и графом Эстергази.

Наконец императрица, по-видимому, утомилась от прогулки и, сопровождаемая по-прежнему Бекетовым и Шуваловым, повернула к середине зала, где стояли карточные столы.

При её приближении великая княгиня поднялась и предложила императрице занять её место. Как раз в этот момент Пётр Фёдорович проиграл ставку и, повернувшись к Салтыкову, воскликнул:

— Поди сюда, Сергей Семёнович, взгляни на мои карты и дай совет, как играть; ты больше моего понимаешь в игре и можешь научить меня, как вернуть мне проигрыш.

Салтыков повиновался и подошёл к столу великого князя как раз в тот момент, когда туда вернулась и императрица.

Елизавета Петровна остановилась и пристально посмотрела на молодого камергера, который стоял в напряжении против неё. Всё в зале мгновенно притаилось и ждало, что вот-вот разразится буря и смельчак, выказавший неповиновение, будет сейчас уничтожен.

— Ах, Сергей Семёнович, — громко сказала императрица, так что слова её разносились по залу, — по-видимому, вы счастливы в игре, раз мой племянник обращается к вам за помощью. Принесите же ему счастье, и я буду рада, если вы за это будете, в свою очередь, награждены счастьем во всех ваших предприятиях, как вы это вполне заслужили преданностью своему повелителю. Вы просили разрешить вам отпуск, — продолжала она, в то время как у всех лица вытягивались от удивления, — я с удовольствием разрешаю его вам. Возвращайтесь только скорее обратно, так как я знаю, как тяжело моему племяннику переносить разлуку с вами, а я хочу, чтобы наследник престола был всегда окружён верными и преданными ему слугами.

Салтыков благодарно склонился, но лицо его от этих милостивых слов не оживилось.

— Ваше величество, — ответил он, — вы оказываете мне величайшую милость! Я не замедлю возвратиться обратно и буду счастлив по-прежнему служить верою и правдою его императорскому высочеству, презирая злобу и зависть моих врагов.

— Вы совершенно правы, если поступите так, — ответила Елизавета Петровна, — и будьте уверены, что враги верных слуг моего племянника — также и мои враги и что я постараюсь обезвредить их злобу и зависть.

При последних словах она так презрительно смерила взглядом Чоглокова, что тот, бедняга, весь съёжившись, схватился за ручку кресла и побледнел.

— Иван Иванович, — позвала императрица.

Шувалов выступил вперёд и склонился.

— Завтра утром мы все отправимся в собор на благодарственный молебен, будете так добры сообщить об этом архиепископу; пусть он присоединит свои молитвы к нашим, которые я хочу принести Богу и Его святым угодникам от имени всей России за здравие моей дорогой племянницы Екатерины Алексеевны и за исполнение надежд, которые по благости Небес...