Валериан Светлов - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Вдруг в кустах что-то зашуршало, и Леон уловил ухом чьи-то крадущиеся, робкие шаги. Он встрепенулся и стал вглядываться в; темноту.

Кто-то тихо-тихо кашлянул. Молодой грузин чуть слышно ответил таким же кашлем и осторожно прошептал:

— Княжна!

Тогда возле него, словно из-под земли, вынырнула закутанная женская фигура и схватила его за руку. Не видя в темноте ее лица, спрятанного под суконный охабень, накинутый на голову, Джавахов охватил женщину руками и прижал к своей груди.

— Пусти, пусти! — раздался из-под охабня заглушенный, незнакомый ему голос, полуиспуганный, полусмеющийся. — Вот скажу княжне, что девок обнимаешь.

— Кто ты? — отшатнувшись, спросил Леон.

— Не бойся! Меня княжна прислала…

— А, она!.. Что с нею? Она здорова? Почему не пришла, непогода помешала?

— Здорова она, да… беда у нас, князь, беда!

— Что же приключилось? — заторопил девушку Леон.

— Вишь, князь Борис Алексеевич спервоначалу дал княжне согласие с тобой обвенчаться… Ну, наша княжна малиновкой запела, да, видно, горе уж ее такое, судьба ее злосчастная — приехала боярыня Хитрово, о чем-то покалякала с князем, и вышел приказ…

Девушка остановилась, видимо, будучи не в силах нанести удар, который, она знала, разобьет сердце юноши.

— Говори же, говори, не томи ты меня! — простонал Леон.

— Княжну сейчас обвенчают с Черкасским, — быстро выговорила девушка и вздрогнула от страшного крика, вырвавшегося из груди несчастного. — Тише, или ты очумел? Смерти моей хочешь? — остановила она его.

Но дождь и ветер относили звуки их голосов в противоположную сторону от дома, и никто не слыхал безумного крика отчаяния, кроме терпеливо ожидавших под липой стрельца и молодого царевича, и они с быстротою молнии кинулись на этот крик.

— Княжна прислала меня сказать тебе, князь, чтобы ты забыл ее; видно, такова воля Божья. Прости ее, князь! — И девушка, низко поклонившись Леону, двинулась было идти.

Леон стоял, как заколдованный, не шевелясь и не произнося ни слова; казалось, он не слыхал последних слов посланницы и бессмысленно смотрел ей в лицо, едва белевшее в ночной темноте.

— Или ничего и не скажешь? — спросила девушка, не поняв его молчания. — Осерчал, что ли? Что ж, княжна не виновата! Ай! — вдруг взвизгнула девушка и от перепуга присела на землю, прикрывшись охабнем.

Возле Леона появились Дубнов и царевич Николай.

— Что случилось, князь, ты не своим голосом крикнул? — спросил Дубнов.

— Леон, да отвечай же! — тронул наставника царевич.

Леон очнулся и схватился за голову.

— Кончено, все кончено! — глухо, прерывающимся голосом произнес он.

— Кто тут ворошится? — спросил Дубнов, поднимая охабень. — Никак по голосу Машутка?

— А хотя бы и Машутка, тебе-то что за дело? — задорно ответила девушка. — Пусти! Не время мне с тобой бобы разводить.

— Куда так спешишь? — Дубнов крепко держал ее за рукав охабня. — Подождешь!

— Пусти ее, Пров! — грустно произнес Леон. — Зачем она нам? Все кончено. Княжна сегодня венчается с Черкасским.

— Не может того быть! — проговорил пораженный стрелец и выпустил рукав девушки.

Она быстро шмыгнула от него в сторону и исчезла в кустах.

— Так я скажу боярышне, — раздался из-за кустов ее шепот, — что ты ей счастья желаешь…

— Скажи, — ответил Леон, — скажи, чтобы завтра она выглянула из оконца терема.

— Что ж она увидит? — с любопытством спросила девушка.

— Мы клялись вместе умереть… Если она свою клятву нарушила, я ее не нарушу! — страстно произнес Леон.

— Царевич, — тихо шепнул стрелец Николаю, с любопытством следившему за всей этой сценой, — теперь нам пора и за дело браться, потому что наш молодец совсем голову потерял… Эй, слушай, Машутка, погоди маленько!.. Стрекача-то всегда успеешь задать.

— Сам знаешь, свадебное дело спешное… Да что надо-то?

— А вот что! Скажи ты княжне: если она сей же час не выйдет сюда, беда приключится!

— Да ты, никак, ума лишился? — взволнованно проговорила девушка. — Невесту к венцу обряжают, а она к милому дружку выбежит… да в такую непогодь!

— Твое дело пойти сказать. Если княжна не выйдет в чем есть, мы в терем сами придем и срам всему дому княжескому учиним. Беги-ка, девка, да скажи, что велят.

Девушка юркнула в кусты и мгновенно исчезла во тьме.

Молодые люди остались одни; ветер крепчал, дождь лил бесконечно, и эта ночь показалась удрученному горем князю последней ночью его жизни.

Между тем на женской половине княжеского дома шла невообразимая суетня. Девушки, женщины, мамушки и нянюшки метались по горницам, сновали взад и вперед без нужды и толка, видимо, совершенно потеряв головы.

В высокой светелке сидела княжна Ольга, покорно позволив двум почтенным боярыням обряжать себя к венцу. Белый атласный сарафан, унизанный жемчугом, еще сильнее оттенял ужасающую бледность ее худенького личика; глаза потускнели и, обведенные теперь синими кругами, глядели перед собой бессмысленно, тупо, как бы не различая предметов.

— Что же, девушки, песен не поете? Сейчас косу девичью убирать будем, — обратилась одна из боярынь к молча толпившимся у притолоки сенным девушкам.

— Какие тут песни? — ворчливо произнесла мамушка, горячо любившая княжну. — Небось не по воле под венец-то, голубонька наша идет. До песен ли тут.

— Что ж, матушка, — глубоко вздохнув, произнесла вторая боярыня, ловко пряча густые косы княжны под дорогой кокошник. — И все мы неволей под венец-то шли, а песни все же девки всем нам пели. Затягивайте-ка, девушки! Таков уж наш обычай. Нельзя без обычая!

Девушки вяло и нерешительно затянули:

Не сырой дуб к земле клонится,

Не листочки расстилаются,

Расстилается дочка перед батюшкой…

— Эка что затеяли! — остановила певиц боярыня. — Разве это свадебная песня? Веселое спойте!

— Ой, боярыня, на душе-то у нас невесело, ну и песни веселые на ум не идут, — проговорила одна из девушек.

— Невеста-то, невеста… краше в гроб кладут! — жалостно произнесла другая.

— Ну, вот и готова красавица наша! — радостно перебила первая боярыня, охорашивая Ольгу. — Давайте фату-то!

Ей подали тонкую, прозрачную индийскую кисею, боярыня накинула ее на невесту поверх кокошника, и фата, закрыв ей лицо, спустилась до пола мягкими складками.

— Ну, встань-ка, Олюша! Помогите, девки!

Две девушки подняли под локти княжну со скамьи, на которой она все время безмолвно просидела, и поставили на пол, словно куклу. Но Ольга ничего не слышала и не видела.

— Олюша, надо бы перед образом помолиться! — предложила мамушка, у которой из глаз неудержимо текли слезы. — Помолись, дитятко, авось полегчает тебе, на душеньке твоей покойнее станет.

Но Ольга и этого увещания не слыхала; ее пришлось насильно опустить на колена и прочитать над ней молитву.