Алексей Черкасов - Сказания о людях тайги

— Тихо надо! — громко сам себе сказал Ной, заметно повеселев, будто хватил ковш браги. — Теперь провернуться бы, да через голову не кувыркнуться, А там помаракуем.

— Бом! бом! бом! бом!

Ной прислушался, глядя в сторону города. Над головою плыло перистое облако, растекаясь по голубому небу текучей серебряной пряжей.

— Бом! бом! бом! бом!

Плывет, плывет над пространством набатный гул колоколов.

— Может, пожар? — таращился Ной, но ничего не высмотрел — далеконько. Моментально оседлал Вельзевула, даже не протерев проступившей соли на его высохшем мощном теле.

Лупят, лупят железные языки в бронзовое литье вместительных утроб колоколов Покровского собора, созывая люд на великое торжество изгнания красных.

На железной дороге пронзительно свистят паровозы, на одной ноте протяжно гудит механический завод, где-то за Енисеем басовито тужится лесопилка.

По трем главным улицам — Воскресенской, Гостиной, Благовещенской — лихо промчались из конца в конец пьяные торгашинские казаки, оповещая горожан, чтоб все шли к собору на Ново-Базарную площадь и на вокзал встречать прибывающий с востока эшелон казаков и солдат во главе с полковником Дальчевским.

— Поспешайте, поспешайте! С хлебом-солью! На площадь, на вокзал! Слышьте! А которые красные — на тот свет сготавливайтесь. Моментом спровадим! Совдеповцев и большевиков указывайте, не укрывайте!.. За укрытие большевиков — расстрел!..

Улицы города, доселе тихие, настороженные, постепенно ожили — мещане и обыватели, оглядываясь друг на дружку, сперва высыпали на тротуары, а потом подались к Ново-Базарной площади.

В пятом часу вечера к губернской тюрьме прискакал с наспех собранными красноярскими казаками атаман Бологов, чтобы освободить доблестных патриотов. Возле тюрьмы успели собраться родственники заключенных, друзья и разные радетели, не в малой мере поработавшие для подготовки восстания против Советов.

Начальник конвойной службы с красногвардейцами, прихватив все оружие, успели уйти на последний пароход, надзиратели разбежались. К тюрьме был вызван духовой оркестр театра, чтобы торжественно встретить многострадальных патриотов отечества.

Народу становилось все гуще и гуще.

В это время к тюрьме подъехал Ной. Завидев толпу, задержался. Вельзевул, всхрапывал, мотая гривастой головой, бил копытами. «Посторонись!» — попросил Ной. Толпа медленно разваливалась, давая дорогу. Казак ведь! Хотя и без шашки и плети, но штаны-то с лампасами. Кто-то из казаков окликнул:

— Ной Васильевич!

Ной вздрогнул. И кого же он видит? Вихлючий комитетчик Михайло Власович Сазонов!

— Ах ты, якри тя, Ной Васильевич, живой! Ажник глазам не верю. И жеребца генеральского не оставил?! Ой, до чего же ты башковитый! А я-то, грешным делом, подумал в Гатчине, што ты останешься в той новой Красной Армии, будь она треклята. Извиняй.

Ной глянул на бывшего комитетчика пронзительно и ничего не сказал. По толпе пронеслось: «Идут! Идут!»

Тюрьма распахнула ворота…

Жулики и налетчики, спекулянты и воры из первого и второго корпуса выбежали на волю первыми и, дай бог ноги, кинулись в разные стороны.

Первыми из политических вышли из тюрьмы — полковник Ляпунов в шинели, начищенных сапогах и папахе — арестован-то был в морозы, а за ним в шинели подполковник Коротковский и, тоже в папахе, полковник Розанов, прокурор Лаппо в добротной шубе и шапке, подполковник Каргаполов в бекеше и шапке, с чемоданом и мешком в руке, доктор Прутов с саквояжем, в английском пальто и шляпе, офицеры, за ними долгогривые попы, семинаристы и прочие, причисляющие себя к пострадавшим от красного террора.

— Патриотам отечества — урррааа! — заорал Бологов и сразу же духовой оркестр рванул вальс «На сопках Маньчжурии». Гимна еще не было, знамени так же, ну, а исполнить последний царский гимн «Коль славен наш господь в Сионе» никто не отважился.

Бологов еще раз подкинул:

— Патриотам отечества — урааа!

— Урааа!

— Бом! бом! бом! — доносился набат большого колокола собора.

Освобожденные обнимались с женами, родственниками, друзьями; толпа ревела. Бологов приказал некоторым казакам отдать коней многострадальным патриотам, чтобы ехать на вокзал и встретить там прибывающий с востока эшелон Далъчевского.

«Патриоты отечества» не без помощи казаков сели в седла; Ляпунов, сняв папаху, провозгласил:

— Да здравствует свобода!

Из толпы подхватили:

— Свобода, свобода!

Ляпунов продолжал:

— Господа! Свершился долгожданный переворот! Красный дьявол большевизма опрокинут навсегда! Ур-ррааа!

— Ааарррааа!

— Да здравствует Сибирское правительство! — во всю глотку выкрикивал Ляпунов, приподнимаясь на стременах. — Не далек тот день, господа, когда по всей России будет установлена демократия народного правительства во главе с нашей партией социалистов-революционеров, и каждый гражданин великого отечества почувствует…

Ляпунов не успел сказать, что почувствует каждый «гражданин великого отечества», как произошло непредвиденное: торгашинские казаки под командованием старшего урядника Кузнецова и монархиствующие граждане города, вооруженные кто чем, подогнали толпу арестованных мужчин и женщин; все они были избиты.

— Дооорогу! Расступись! — орал пьяный вислоплечий урядник, размахивая плетью. — Большевиков гоним.

Старший надзиратель Попов сообщил:

— Господа! В тюрьме нет надзирателей! Ни начальника, ни охраны тюрьмы.

Наступила заминка — куда же определить арестованных?

Кто-то из сообщников казаков заорал:

— Самосудом кончать их!

— Самосудом!

У Ноя по заплечью продрал мороз: вот и волюшка со свободой подоспела, господа серые! Но — молчок! Он находился рядом с казаками атамана Бологова, хотя сам Бологов еще не видел его; занимался чествованием «многострадальных патриотов».

На заплотах и крышах соседствующих с тюрьмою домов гроздьями висели любопытные: невиданное дело — ворота государевой крепости открыты.

— Никаких самосудов, господа! — крикнул Ляпунов. — Мы не большевики! У нас будет законность и порядок.

Старший урядник Кузнецов рывком повернул своего коня, гаркнул:

— Кто такой будешь, стерва? Сицилист? Какие даны тебе права, чтоб речь говорить от правительства? Мы за царя, стерва! А не за драных сицилистов! — И завернул матом.

— Ма-алчать! — прикрикнул атаман Бологов. — Перед вами полковник Ляпунов, управляющий губернией и начальник Красноярского гарнизона.

— А ты што за шишка, гад? Слышите, казаки, сицилисты выползли из тюрьмы и этих большевиков покрывают. В шашки большевиков! Рррубить, рубить гадов! У нас своя власть — казачья! В шашки!