Юрий Трусов - Золотые эполеты

— Еду сейчас же в Севастополь! — решительно сказал Кондрат. Все обитатели усадьбы были буквально ошеломлены таким заявлением, а более всех Виктор Петрович.

— Что вы? Вам такой вояж не под силу. Вот к осени, когда поправитесь, тогда вместе и поедем в Крым.

— Как сяду на коня, так сразу и поправлюсь, — ответил воспитанник.

— Ну куда же вы так торопитесь? Если воевать, то там война закончена. Французы и англичане уже готовятся к эвакуации. Не будьте Дон-Кихотом. Вы своей торопливостью только подорвете невосстановленное здоровье…

— Хочу поклониться праху тех, кто погиб, защищая сию черноморскую землю. Я вовсе не Дон-Кихот. Воевать больше ни с кем не собираюсь. Просто хочу, как я уже и сказал, поклониться святой памяти дорогих товарищей. И, конечно, Нахимову и Корнилову. Поймите, Виктор Петрович! Они каждый день по ночам снятся мне.

— Понимаю. Но вам надо окрепнуть после болезни. Вы хоть его отговорите, — обратился он к Богдане.

Она только грустно улыбнулась.

— Я-то его хорошо знаю. Что он в голову взял себе, то и будет. Никто его не отговорит. Бесполезно… Я тоже с ним поеду.

— Ты со мной не сможешь. Ведь я на лошади, верхом.

— И я верхом.

— Но одна лошадь нас двоих не выдержит.

— А я на другой, следом.

— Но ты, как я, верхом не сможешь. Я полечу, как ветер.

— И я, как ветер, — засмеялась Богдана.

— Значит, ты настоящая казачья жинка. Вот это по-моему! Тогда — собирайся.

Виктор Петрович только грустно покачал головой:

— Выходит, что не вы его уговорили, а он вас.

— Что делать?.. Зато я буду при нем. Если ему в дороге станет плохо, то будет кому хоть оказать помощь.

Все же Виктору Петровичу под тем предлогом, что Богдане нелегко будет скакать верхом на лошади, удалось уговорить Кондрата отправиться в Севастополь в крытом экипаже, взять с собой еще и возницу-кучера Анлюса.

…И бывший мичман Кондратий Иванович Хурделица с супругой отправился в нелегкий путь.

В Севастополе уже все знали, как в русской армии, так и в войсках интервентов, что в Париже заключен мир. Поэтому Кондрату удалось без всякой проволочки в день приезда сразу посетить все святые для него места севастопольской обороны: и Малахов курган, и знаменитые бастионы.

В груди у него вспыхнул огонь, опять полоснуло болью сердце, когда он узнал, что Корабельная сторона уже переименована захватчиками в Английскую, а Южная называется Французской зоной. Горько было видеть, как на Малаховом кургане ленивый ветер уныло морщит трехцветное полотнище французского боевого флага. А у шеста, на котором висит этот иноземный флаг, стоят на карауле французские гвардейцы в синих мундирах и красных штанах. Их караульный пост теперь помещается визави знакомой башни, которую он когда-то с матросами оборонял…

— Вот здесь отстреливалась целый день от захвативших курган интервентов горстка наших пехотинцев и матросов под командой молодых офицеров. Они держались до последнего, пока их всех не изранили. Все думали, что их наши выручат, вновь отобьют курган. Но так, к сожалению, не получилось. Генерала Хрулева, который был способен это сделать, сам водил штурмовые колонны в штыки, тогда ранило и контузило.

Потом они опять пошли по Корабельной, добрались до моста через бухту, до уцелевшего Михайловского собора. Они были поражены тем, как интервенты, представители европейской цивилизации, продемонстрировали перед всем миром свое варварство. На всех уцелевших зданиях были следы их мелочного, отвратительного грабительства. Особенно оно запечатлелось на фронтоне собора. Мраморные ступени были сняты так же, как были содраны и мраморные плиты с его наружной облицовки. Мрамор был снят также с величественного дома дворянского собрания, где размещался когда-то госпиталь, в котором работала Богдана. Следы мародерства запечатлелись и на морской библиотеке, и на облицовке Графской пристани…

— Я бы никогда не поверила, что французы и англичане так корыстолюбивы, если бы не увидела этого сейчас своими глазами, — сказала грустно Богдана.

— Я тоже не верил, когда мне рассказывали, как английские офицеры, захватив Геническ, бесстыдно ограбили весь город. Что они даже шпингалеты из окон повыкручивали. Я считал это преувеличением, но теперь убедился, что, к сожалению, это правда, — глухо ответил ей Кондрат.

— Кто это смеет так поносить французов и англичан? Ведь они нам уже теперь не враги, а друзья, — вдруг раздался у них за спиной мягкий баритон.

Кондрат обернулся и увидел незаметно подошедших к ним флотских офицеров и ближайшего к нему грузного, высокого в вице-адмиральских эполетах плотного мужчину. Его румяное, красное лицо обрамляли рыжие бакенбарды. Он протянул мичману руку.

— Ба, да это мой старый знакомый! Ну и изменились же вы за время болезни! Не узнать. — Только пожимая руку вице-адмирала, Кондрат разглядел в нем своего боевого командира парохода-фрегата «Владимир». «Но почему же он, Бутаков, сейчас в вице-адмиральских эполетах?» — мысленно удивился Кондрат, но тотчас понял, что Бутаков стал уже чином выше.

— Поздравляю вас, Григорий Иванович, с адмиральским званием!

— Спасибо, мичман Хурделица. Но должен вам сказать, что я вас не забыл, хотя уже переведен в Петербург и работаю в главном штабе. Задачи сейчас у нас огромной важности. Надо новые железные корабли строить, паровые, винтовые, покрытые броней, с дальнобойными нарезными орудиями. А для них нужны хорошие механики. Вот почему, мичман Хурделица, вы мне так нужны, поэтому я очень рад нашей встрече. Приглашаю поехать со мной в Петербург. Можете считать, что с этой минуты вы вновь на службе — офицер Российского императорского флота.

— Но я с женой, ваше превосходительство, — сказал Кондрат.

— Это очень хорошо! Познакомьте меня с вашей супругой, — попросил Григорий Иванович, и когда Кондрат его представил Богдане, он обратился к ней с просьбой отпустить мужа с ним в Петербург или поехать с ним.

Богдана взглянула на худое, растерянное лицо Кондрата и сказала, что ее муж еще болен. Ему нужен длительный отпуск для восстановления подорванного здоровья.

— Так езжайте с ним в Петербург! Там прекрасные, опытные врачи. Вы будете лечить его, пока не вылечите окончательно. У вас будет хорошая квартира. Я гарантирую вашему мужу продвижение по службе. Ведь он, как участник славной обороны, уже давно заслужил на это право.

— Но ведь вы знаете, что нам надо обо всем этом подумать и хотя бы подготовиться.

— Так что ж! Собирайтесь, думайте, только не долго — и пожалуйте к нам в Питер — и ко мне, прямо в Адмиралтейство, в Главный штаб флота. — Он протянул руку Кондрату. Но Кондрат уже собрался с мыслями. Спокойно и твердо ответил адмиралу: