Дмитрий Гусаров - Гусаров Д. Я. Избранные сочинения. (Цена человеку. Вызов. Вся полнота ответственности)

— Это замечательно! — обрадовалась Лена.

— Решено! — не ожидая согласия Виктора, легонько хлопнул ладонью по столу Чадов. Он подозвал официанта и, несмотря на протесты Курганова, расплатился за всех троих.

Виктор попытался незаметно сунуть пятидесятирублевую бумажку в карман его вельветовой куртки, но Юрка вернул деньги:

— Зачем ты обижаешь меня, старик? Может, будет время, когда и тебе захочется угостить меня так же...

Они вышли из гостиницы и направились по теневой стороне проспекта Ленина вниз к озеру. Лена с любопытством рассматривала этот, как ей казалось, удивительный город, где с многоэтажными зданиями соседствовали крохотные деревянные домики с геранями и столетниками на окнах. В ее представлении слово «город» никак не вязалось с палисадниками, двориками и картофельными грядками. Да еще не где–нибудь на окраине, а в самом центре, в двух шагах от гостиницы.

— Удивляетесь? — понимающе улыбнулся Чадов.

— Да нет, не то… — смутилась Лена. — Знаете, я подумала. В этом есть что–то трогательное. Два века рядом — вот они, их можно потрогать руками. Вот здесь, мне кажется, жил купец. Толстый такой. Дикой, а может, даже сама Кабаниха… где–то там, позади, наверное, светелка, где маялась Катерина… Ну, а если и не Катерина, то своя Настасья или Лизавета… Тихо было здесь, душно. По утрам их будил церковный колокол. А где же церковь? Где она стояла? — серьезно спросила Лена, оглядываясь.

Чадов с улыбкой пояснил, что церквей в Петрозаводске было не очень много, всего четыре или пять. А здесь неподалеку, на площади, где строится теперь театр, стоял кафедральный собор.

— Ну, значит, они ходили к заутрене в собор. Шли вот по этой мостовой. Впереди Кабаниха, за ней Тихон с Катериной или там Игнат с Лизаветой… На них с завистью и страхом смотрели обыватели вон из этих домиков… — Лена вдруг умолкла и повернулась к Чадову: — Скажите, театр там, на месте собора, скоро построят?

— Года через два, еще только начали.

— Как вы думаете, там будут ставить «Грозу»?

— Возможно, — улыбнулся Юрий. — Но почему обязательно «Грозу»?

Лена о чем–то задумалась и, когда они уже выходили на набережную, вдруг сказала:

— Если бы я была режиссером, я обязательно поставила в том новом театре «Грозу». А на декорациях изобразила бы вот этот дом, с резными украшениями. Ведь скоро всего этого не будет. А людям надо помнить страшное прошлое, чтобы ценить настоящее… Я, кажется, повторяю чужие слова, но мне простительно, — я полностью согласна с ними.

— Разве с тобой кто–нибудь спорит? — вдруг резко спросил Виктор.

Лена испуганно повернулась, посмотрела на его нахмуренное, чем–то недовольное лицо и ничего не сказала. Она как–то притихла, незаметно отстала от мужчин, которые свернули на набережную и пошли к пристани.

— Значит, едешь в Войттозеро? — спросил Чадов.

— Да, еду.

— Скажи, старик, ты сам добровольно вызвался ехать туда?

— А что? — насторожился Виктор. Он посмотрел на товарища, ожидая увидеть все ту же привычную и непонятную улыбку. Но лицо Чадова было лишь грустным и по–доброму внимательным. — Почему ты спрашиваешь?

— Ты чем–то расстроен… Вот мне и подумалось, что у тебя были другие планы.

— Что вы, как будто сговорились?! — возмущенно остановился Виктор. — Сначала Лена, теперь ты. Можете успокоиться, я еду туда добровольно. Сам попросился, ясно?

— А зачем же сердиться? — улыбнулся Чадов. — Выходит, надо радоваться,

— Я и радуюсь.

— Не похоже.

— Каждый радуется по–своему… Мальчишкой я всегда прыгал от радости, а потом как–то отвык.

— Ты знаешь, что у Орлиева дела идут неважно… Да, да… Я часто там бываю. Не узнаю старика. Впечатление такое, как будто нашему Тихону обрубили крылья… В общем–то, если разобраться, так это и получилось… В первые годы он круто взлетел вверх. Председатель райисполкома, депутат Верховного Совета республики.

— Так что же произошло?

— Внешне ничего особенного. Этого и следовало ожидать. Война и мирные дни — все–таки разные вещи. Одно дело командовать, когда каждое твое слово — беспрекословный закон для подчиненных, и совсем другое — руководить, да еще таким районом, как Тихая Губа…

— Ты говоришь так, как будто радуешься этому, — с неприязнью заметил Виктор.

Чадов пожал плечами, поднял лежавший на тропке камешек и, поиграв им, забросил далеко в озеро.

— Нет, зачем же. Радоваться тут нечему. Но диалектика жизни — великая вещь. Старика мне жаль, искренне жаль, хотя я никогда не был от него в восторге.

— Как тебе не стыдно! — возмутился Виктор. — Ведь Орлиев был настоящим командиром.

— Если под этим понимать личную отвагу и непомерную требовательность к подчиненным, то — да!

— Слушай, Чадов, я не люблю, когда бьют лежачих… Это же вероломство!

— Ого! Какие громкие слова! Неужели ты полагаешь, что наш Тихон лежачий? Не беспокойся, он не из таких. А что касается вероломства, то мое отношение к старику нисколько не изменилось со времен войны. Я и тогда уважал его за храбрость, ненавидел за жестокость!

— Ненавидел и с готовностью выполнял каждое его приказание?

— Война есть война! Надо не выдумывать жизнь, а понимать ее такой, какая она есть.

— А я не хочу так! Понимаешь, не хочу! Я хочу, чтоб жизнь была не такой, какая есть, а такой, как надо. Чтоб дружба была дружбой, любовь — любовью, постоянство — постоянством. Без этой твоей «диалектики». И кем бы ни стал Орлиев, я буду ценить его за то, что он сделал во время войны,

— Ты противоречишь сам себе, — улыбнулся Чадов.

— Пускай. Не в этом дело. Да, Орлиев строг! Может, каждому из нас в отдельности Орлиев сделал и немало плохого. Но всем нам вместе он делал только хорошее. А ведь мы для этого и таскали за плечами трехпудовые сидоры. Мы победили, черт возьми!

— Сдаюсь! — шутливо поднял руки Чадов. — В своей убежденности ты, как всегда, неотразим. Могу об заклад биться, что по историческому материализму у тебя пятерка в дипломе. А мой экзамен еще впереди… Шучу, шучу, не сердись. И вообще, довольно этих умных разговоров. Давай просто посидим и, как говорят, посозерцаем жизнь.

Они, не доходя до пристани, сели на скамейку под старыми тополями. Поверх сгрудившихся у причалов барж вдали виднелось озеро, где синева воды незаметно переходила в светлую голубизну неба. У небольших островков тянуло ветерком, — озеро там искрилось, вспыхивало мелкими отблесками.

Лена отстала от них. Она успела познакомиться с мальчишками, ловившими рыбу с заброшенного причала, и уже держала в руках удочку.

— Славная у тебя жена, — с завистью проговорил Чадов, наблюдая, как Лена неумело, но увлеченно пытается закинуть крючок подальше от берега. Он вынул пачку сигарет, закурил, угостив товарища.