Дмитрий Миропольский - American’ец [Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого]

Раньше Канарские острова населял народ кванчи, но в Санта-Крус туземцев давно не осталось. Тенерифе заполонили гишпанские подданные и переселенцы из других стран Европы, среди которых, несмотря на войну, мирно уживались англичане и французы. По улицам толпами разгуливала чернь бандитского вида. Дырявые лохмотья многочисленных попрошаек не скрывали признаков ужасных болезней. Развратные женщины без стыда предлагали себя офицерам. То и дело навстречу попадались тучные лоснящиеся католические монахи.

На рынках торговали всем, что только на земле и деревьях произрастать может. Лимоны, апельсины, виноград, персики, арбузы, дыни, лук и картофель продавались в изобилии, однако стоили раза в полтора дороже, чем в Европе. Столь же дороги были говядина и баранина.

Гвардейский поручик с флотским лейтенантом осмотрели два местных памятника: большой каменный крест, который дал название городу Санта-Крус, и обелиск, воздвигнутый в честь Святой Марии де Канделария. Они побывали в общественном саду для прогулок, называемом Алмейда; местную водку признали отвратительной, но с удовольствием отведали вина, не уступавшего хорошей мадере…

…и, воротясь на берег, у пирса повстречали британца средних лет — судя по выправке, тоже офицера, хотя и одетого в статское платье.

— Джентльмены, — обратился к ним британец, еле двигая массивной нижней челюстью, — насколько я могу судить, вы русские. Как мне увидеться с господином Резановым?

Ратманов лишь пожал плечами, не поняв ни слова, а Фёдор Иванович приосанился и ответил:

— Я граф Толстой и состою в свите посланника Резанова. Соблаговолите назвать своё имя и сообщить, по какому делу он вам нужен.

Британский офицер назвался и снисходительно прибавил:

— Мне поручено передать господину Резанову привет от нашего общего знакомого, господина Дефо. Прочее не представляет для вас никакого интереса, джентльмены.

Тон разговора Толстому не понравился. Фамилия Дефо вызвала в памяти давние слова князя Львова о коварных виновниках убийства императора Павла. Но Фёдор Иванович ещё помнил о своём обете и, скорее всего, по прибытии на корабль просто передал бы камергеру сказанное…

…если бы британец замолчал. А тот или неудачно пошутил, желая сделать разговор более приятным, или, напротив, захотел подчеркнуть морское превосходство своей страны.

— Удивительно, — сказал гость, — как вам удалось добраться из России в такую даль на этих развалинах.

Он небрежно махнул рукой в сторону русских шлюпов. Толстой проводил взглядом его жест и, сдерживая закипавшую ярость, переспросил:

— Вы назвали развалинами корабли под Андреевским флагом?

— Увы, вашему флагу не повезло, — с насмешкой продолжал британец. — Я слишком хорошо знаю оба корабля, и поверьте, это настоящие плавучие гробы.

— А знаете ли вы, что такое дуэль? — ледяным тоном поинтересовался Фёдор Иванович, пропустив мимо ушей знаю оба корабля.

Ратманов изумлённо посмотрел на Толстого: слово duel было понятно и без перевода. К тому же у пирса появились ещё несколько участников экспедиции в сопровождении местных жителей: пришло время, назначенное всем для возвращения на борт.

— Ваше сиятельство, — обратился к Фёдору Ивановичу доктор Эспенберг, — что происходит?

— Хочу научить этого господина хорошим манерам, — сквозь зубы ответил граф, продолжая буравить огненным взглядом британца. Тот уже с откровенным презрением смотрел в ответ и, помолчав, произнёс отчётливо:

— Я знаю, что такое дуэль. Прошу следовать за мной.

Пирс оканчивался несколькими толстенными деревянными сваями, о которые плескались волны. Британец дошёл до края пирса.

— Вы бросили мне вызов, — сказал он. — Извольте, я его принял и по дуэльному кодексу имею право выбрать оружие. Мы решим наш спор старинным морским способом.

— Каким же? — не понял Фёдор Иванович.

— Русские никогда не были моряками, — высокомерно ухмыльнулся его противник, — откуда вам это знать? Пистолеты и сабли для сухопутных крыс. Мы будем бороться в воде. Море нас рассудит.

Озадаченный граф промешкал несколько мгновений, и британец прибавил:

— Вы, сударь, ещё и трус?!

Он не успел больше ничего сказать, потому что Фёдор Иванович со свирепым рыком кинулся на него, и оба дуэлянта рухнули с пирса в море. Стоявших рядом обдали брызги, мутная вода вскипела…

…и ни британец, ни Толстой не появлялись на поверхности минуту-другую. Не было видно ни пузырей из глубины, ни движения в рябивших волнах.

— Что будем делать, господа? — Ратманов, не дожидаясь ответа, стал расстёгивать мундир.

Его примеру последовали ещё несколько офицеров. Они скинули одежду и обувь, попрыгали в воду — и скоро с помощью оставшихся на пирсе выволокли сплетённые тела дуэлянтов на дощатый настил.

Фёдор Иванович стискивал горло противника мёртвой хваткой — разжать побелевшие пальцы удалось не сразу. Доктор Эспенберг и его помощник подлекарь Сигдам сделали всё возможное, чтобы откачать утопленников, но спасти удалось только графа — похоже, британец погиб ещё до того, как захлебнулся: Толстой сломал ему шею.

Слух о происшествии разлетелся по Тенерифе. Уважение к русским сразу выросло.

В первые дни по прибытии к «Надежде» и «Неве» то и дело подходили гребные лодки с поджарыми востроглазыми мужчинами, которые норовили под любым предлогом оказаться на борту и украсть что-нибудь прямо на глазах у матросов. Теперь воры предпочитали держаться подальше.

Знатные горожане наперебой зазывали участников экспедиции в гости. Для россиян было удивительно, что рауты даже в самых богатых домах не сопровождаются играми, танцами и прочими весёлыми развлечениями — слишком долго здесь господствовала инквизиция: церковники вытравили из людей любовь к простым человеческим радостям, поселив на её место страх.

В свою очередь жители Тенерифе дивились тому, что гости из полумифической Гипербореи, о которых здесь мало что знали, вполне равняются с жителями Южной Европы в образе жизни и воспитании. Самые любопытные, в первую очередь дамы, расспрашивали моряков об удалом графе…

…а он два дня отлёживался на корабле под присмотром доктора, приходя в себя. На третий день богатырское здоровье Фёдора Ивановича превозмогло слабость, и он явился на шканцы «Надежды».

— Вы поставили меня в затруднительное положение относительно здешних британцев и губернатора, — в присутствии других офицеров сказал ему Крузенштерн, от Ратманова подробно знавший обстоятельства роковой дуэли. — Однако же я надеюсь всё уладить миром. А как русский офицер не могу не признать ваши действия мужественными и сообразными требованиям чести.