Алла Хемлин - Заморок

По правде, я, когда не могууу, всегда не кричу, а смеюсь. Сергей у меня спрашивал, с кого я смеюсь, может, с него, что Сергей меня не допросился, что Сергей меня через материю — не можееет. А я ни с негооо, я ни с когоооо………………

В эту самую секундочку в комнате чуточку пробился свет. Свет шел не с потолка. Может, с кухни, может, с коридора.

За светом пробился и голос тоже:

— Ну шо? Зачем в темноте сидим?

Божжжжже!

Яков.

Две секундочки после Якова я удержалась, чтоб не выдаться.

Потом птица у меня в голове забилась громко-громко. Я спугалась, что моя птица услышится в комнате. Я закрыла себе уши двумя руками. Оно ж слышится через уши: отсюда туда, и оттуда сюда тоже.

Потом у меня в голове все-все перекрутилось — до самого моего бессознания чувства.

Удачно получилось. А то б я, конечно, не знаю что.

Я посмотрела в щелку. В комнате стало пусто-пусто. Я подумала, что люди взяли и пошли на кухню пить чай.

Сначала я хотела подумать, что пошли на кухню кушать. Потом про кушать я думать не захотела.

Потом мне услышались раздельные буквы, целые слова не услышались, а буквы да. Буквы не кричались. Людям было спокойно.

Ага.

Люди уже ж проявились, людям стало спокойно.

Тьху!

Потом я подумала, что буквы слышатся не с кухни, а с коридора. Что люди пойдут, кто куда по своим делам ночевать. Что люди, которые пойдут, — это Лора и Яков. Что у Лоры ж муж, а Якову тут ночевать не с кем.

Потом я подумала, что, может, мне остаться для Александра Ивановича. Что, конечно, Александр Иванович уже переночевал с Лорой. Тогда, может, я останусь как товарищ.

В эту секундочку Лора сказала громко-громко прямыми-прямыми буквами:

— Я пойду. Я не могу. Простите меня.

Я в своей голове увидела, что Лора этим «не могу» переступила через то «не могуууу». Конечно, первое слово дороже другого. А про «не могу» такого не считается.

Меня как ветром подняло с пола. Я себе решила, что надо идти за Лорой.

Как пойдешь? Первое. Стыдно.

Я хотела подумать, кому с нас будет стыдней. А не подумала.

Получилось удачно, что квартира Александра Ивановича была на углу стенки. В этажных домах что хорошо — что есть лестница для пожаров. Ты только дотянись ногами — раз!

Мне преподаватель Гордеев говорил и говорил, что надо тянуться, товарищи, что надо тянуться руками и ногами тоже.

Я потянулась и схватилась одной рукой, потом еще одной, потом схватилась одной ногой, потом еще одной.

Конечно, лестницу сделали для пожара, а сейчас пожара не было.

Пускай.

Я — раз! — взяла и спрыгнула с лестницы на землю.

В эту самую секундочку я увидела Лору. Лора шла в костюме, с сумочкой. Ноги у Лоры были прямые-прямые. Я подумала, что, может, у Лоры потерялись две колени или как.

Допустим, у меня колени круглые. И правая колена, и левая. У людей колени бывают, что квадратные. Бывают, что с колена вроде торчит, тогда получается некрасиво.

Я пошла за Лорой.

Лора делала шаг, я тоже делала. Я подумала, что могла б — раз! — и обогнать Лору на все сто. А не обогнала. Если б обогнала, надо было б сказать Лоре, что здравствуйте, Лора Николаевна. А как такое сейчас скажешь?

Надо понимать.

Я шла и думала, что Александр Иванович сильно много работает. Первое. Дом офицеров находится на Александре Ивановиче. Потом. Александр Иванович от органов работает среди женщин. Взять хоть Лору. Это ж до такого доходит!

Получается, Александр Иванович работает-работает, а Яков — раз! — и приходит на готовое.

Потом я подумала, что органы наметили меня к Александру Ивановичу в порядке живой очереди, что органам нету разницы, что у меня на очередь времени нету.

Надо понимать.

Я боялась ступать на всю ногу, чтоб не стучать каблуками. Лора не боялась. И вместе получилось хорошо.

Я и Лора довелись до Красного моста. За мостом только построили дом с красного кирпича аж на пять этажей. На первом этаже и аптека, и парикмахерская, и домовая кухня, и почта. Люди приезжали с концов Чернигова смотреть. Я тоже приезжала. Мне понравилось.

Лоре с мужем в этом доме дали квартиру на две комнаты. Лора хвалилась, что дочка, которая замужем за киевским, осталась прописанная с родителями, а потом и двух ребеночков-близнецов-девочек прописала.

Конечно, военным у нас везде доро́га.

Да.

Александру Ивановичу ж тоже дали.

Допустим, могли б подумать и дать тоже две комнаты. Первое. Александр Иванович заслужил. Потом. У нас же детки народятся.

Да.

Я себе решила, что можно будет Лору по-хорошему попросить и поменяться.

Я смотрела на дом и думала, что хоть бы квартира у Лоры была на втором этаже. Первое. Невысоко ходить.

Я хотела спросить у Лоры, на каком этаже у Лоры квартира.

В эту самую секундочку я услышала, что хлопнулась вода. На воду от фонаря с моста шел свет, и я увидела Лору. Получилось, что Лора взяла и прыгнула.

Сначала я подумала, что Лора прыгнула для баловства. Около Красного моста сильной глубины нету. Конечно, можно про глубину не знать. А можно ж знать — и сильно-сильно стремиться. Ты стремись, тогда у тебя все-все получится.

По правде, у Лоры глубина воды получилась хорошо.

Лора сильно билась руками и ногами. Билась, а не кричала и свою сумочку с рук не выпускала.

Я подумала, что надо кинуться и спасать Лору.

Потом я подумала, что Лора себе решила утопиться, что про сумочку Лоре надо подсказать, что мешает же.

Я посчитала до десять и крикнула Лоре:

— Лора Николаевна, здравствуйте!

Лора молчала и уже не билась никуда ничем на свете.

Я подумала, что Лора утонула. Как не утонешь? У Лоры ж груди получились сделанные не с грудей, а с железных шаров с фасолями.

Надо понимать.

Я пошла посмотреть на дом сблизи, чтоб начать привыкать к новому месту. Сейчас же у Лоры в квартире остался муж один, без никого. Мужу две комнаты тем более будет много.

Дом Лоры мне понравился еще больше.

От радости я не захотела идти в свой домой.

Мне сильно-сильно захотелось посидеть на берегу речки, подумать про наше с Александром Ивановичем счастье.

Да.

На улице не было тепло. Если б Лора сначала скинула с себя пиджак, я б погрелась. Первое. Лоре б было лучше утопляться. Потом. Лора б тогда не была эгоист, а была б для человека.

Я подумала, что надо погреться от себя.

Преподаватель Гордеев научил, что движение, товарищи, это жизнь. Я и давай жить! Приседания — раз! Прыжки наверх — два!

Мне стало тепло.

Я села на лавку под фонарь.

— Шо, Изергиль, делаешь себе подмосковные вечера?

Яков. Выследил.

Я подумала, что есть люди, которые всегда не перестают.

Я себе решила, что Яков уже у меня в самых печенках, что пускай Яков идет в органы и все-все про меня докладывает. Первое. Я не виноватая ни в чем.