Джон Джейкс - Север и Юг. Великая сага. Книга 1

– Тогда ты очень хорошая актриса. – Разумеется, это он уже давно понял. – Как бы мне хотелось, чтобы Джордж с твоим братом разрешили мне встретиться с Хантуном! Я бы с удовольствием подстрелил его.

– О, Джеймс слишком труслив, чтобы выйти на дуэль. Он просто хвастун и позер, как и большинство тех политиков, с которыми он имеет дело. Вот ты совсем другой… – Она коснулась пальцем запястья Билли под краем бархатного манжета. – Ты храбрый. Меня восхищают храбрые мужчины. Храбрые и сильные…

Она смотрела на него, гладя кончиком указательного пальца его запястье с тонкими светлыми волосками. И своим откровенным взглядом, и вздернутым подбородком, и ласкающим движением пальца она явно показывала, что хочет его. Пыталась вернуть. Но – потерпела неудачу.

– Я тебе благодарен, Эштон, но мне пора. Я еще должен зайти на кухню.

– О, так ты проголодался? – с недоброй улыбкой протянула Эштон. – Говорят, растущие мальчики всегда голодные. – Слово «мальчики» она подчеркнула особо.

Билли покраснел.

– Прошу меня извинить, – произнес он и быстро пошел по галерее.

Все было кончено. И если до этой минуты у Эштон еще оставались сомнения, то после такого холодного прощания надеяться больше было не на что. Она попыталась сдержать подступившие слезы и не смогла.

Билли чувствовал себя довольно глупо, убегая от одной сестры, чтобы найти другую. Но он был полон решимости во что бы то ни стало повидать Бретт. Как она его встретит? Рассердится? Окатит презрением? Ничего другого Билли не ждал и все же стремительным шагом направился в кухню. Внутри было жарко и шумно, вокруг хлопотливо сновали черные слуги, в воздухе плыли запахи горячего печенья и розового окорока, скворчащего на огромной жаровне. В очаге тихонько побулькивали кастрюли с супом. Время от времени порыв ветра задувал внутрь едкий дым из трубы.

– Да, сэр, чем могу вам помочь? – спросила его пышногрудая повариха; она настороженно смотрела на него и явно была недовольна, что в ее владения вторгся посторонний.

– Я бы хотел поговорить с мисс Мэйн.

Бретт подняла голову, увидела его и совершенно растерялась. Потом торопливо смахнула краем фартука муку со щеки. Пока Билли обходил большой дощатый стол, повара и помощники украдкой обменивались изумленными взглядами.

– Я хотел попрощаться с тобой, – сказал девушке Билли.

Она отвела со лба прядь волос, заправила ее в прическу.

– Я думала, ты прощаешься с Эштон.

– Она подруга мистера Хантуна.

От дыма Билли закашлялся, и Бретт неосознанно схватила его за руку.

– Давай выйдем на воздух, – предложила она. – Здесь жарко как в аду.

То, что из ее уст вырвалось такое неподобающее приличной девушке слово, говорило либо о ее самоуверенности, либо о сильном волнении. Билли решил, что виновато волнение.

Снаружи дул прохладный осенний ветер. Постепенно краснота сошла с лица Бретт.

– Должно быть, я жутко выгляжу, – сказала она. – Никак не ожидала, что меня кто-нибудь станет искать.

– Я должен был тебя увидеть перед отъездом. Вирджилия все испортила, но я не хочу, чтобы ее выходка помешала дружбе наших семей. Только не сейчас, когда мы только начали по-настоящему узнавать друг друга.

– А мы начали? То есть…

Бретт хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Чувствуя себя ужасной нескладехой, она просто не знала, что сказать. Наверняка она казалась ему уродиной, вся перепачканная мукой и заляпанная тестом. Но ведь она сказала чистую правду: она совершенно не готовилась к этой встрече. Да, она мечтала о том, чтобы он ее заметил, но ведь не тогда же, когда она обливается по́том в кухне!

– Я надеюсь, мы… ну…

Билли тоже растерялся от смущения. Так и не найдя подходящих слов, он в отчаянии махнул рукой, затем засмеялся, и неловкость между ними вдруг исчезла.

– Никто не винит тебя в том, что сделала твоя сестра, – сказала Бретт.

Он не мог оторваться от ее глаз. Какие же они чистые и сияющие, сколько в них доброты и наивности. Да, Бретт не обладала броской внешностью Эштон и никогда не будет такой яркой красавицей, как ее сестра. Но она тоже была красива – только совсем другой, более простой и глубокой красотой, которую подчеркивали мягкая застенчивость взгляда и обаяние скромной улыбки. Над такой красотой не властно время, она не поблекнет с годами, потому что исходит из самого сердца.

А может, все это только его романтические фантазии?

– Ты очень добра, Бретт. Но Вирджилия действительно вела себя ужасно. А мы бы хотели, чтобы ваша семья следующим летом снова приехала в Ньюпорт. Вот я и подумал…

Распахнулась задняя дверь дома, и оттуда высунулась голова няни в нарядном чепце.

– Мастер Билли, вот вы где! А мы уж вас обыскались. Все готовы ехать.

– Иду!

Дверь закрылась.

– Если Орри поедет в Ньюпорт, ты поедешь с ним? – отбросив осторожность, прямо спросил он.

– Надеюсь, да.

– А пока… хотя я не слишком-то красноречив, можно мне иногда писать тебе?

– Мне бы этого хотелось.

Она улыбнулась, и от этой улыбки у него сразу потеплело на душе. Ему захотелось поцеловать девушку. Но вместо того чтобы поддаться порыву и вежливо чмокнуть ее в щеку, он вдруг склонился в поклоне, взял ее руку и прижался к ней губами, как какой-нибудь аристократ, страдающий от безнадежной любви. И тут же умчался сломя голову, чтобы она не увидела, как он покраснел. Бретт смотрела ему вслед, прижимая руки к груди и сияя от счастья. Простояв так довольно долго, она наконец повернулась к дому.

Сверкающее солнце отражалось в окнах, и невозможно было увидеть, стоит ли кто-нибудь за ними или нет. Но Эштон этого не знала. Испугавшись, что сестра ее заметит, она отпрянула от верхнего окна, из которого наблюдала всю сцену, происходящую между Бретт и Билли Хазардом.

Не двигаясь с места, она по-прежнему смотрела застывшим взглядом на окно, хотя уже не могла видеть сестру. Слабый свет, проникая сквозь кружевные занавески, бросал на ее лицо легкую узорчатую тень. И только плотно сжатые губы и прищуренные глаза выдавали ярость, бушевавшую в ее душе.

– Папа, а чего хотел тот усатый дядя? – спросил маленький Уильям Хазард, прижимаясь к ногам отца.

Патриция сидела на коленях Джорджа, обнимая его за шею и сонно прижимаясь щечкой к его лицу. Оба малыша были уже во фланелевых ночных рубашках.

В Бельведере чувствовалось приближение Рождества. Здесь, в гостиной, к свежему запаху зеленых веток, украшавших дом, примешивался еще и острый дух горевших в камине яблоневых поленьев и милый аромат детского мыла.

– Он хотел, чтобы я снова стал солдатом, – ответил Джордж.

– А ты собираешься стать солдатом? – заволновался Уильям.

– Нет. Одного раза было достаточно. А ну-ка, марш в постель! Оба!