Джон Джейкс - Север и Юг. Великая сага. Книга 1

Держа в одной руке очки в серебряной оправе, как какой-нибудь проповедник, Хантун изо всех сил старался показать свою значимость. Гости внимательно слушали, пока он добирался до заключительных выводов, которые Эштон уже знала наизусть.

– Союз подобен огромной крепости, леди и джентльмены. Половина ее уже перешла в руки грубых захватчиков. Лоялисты пока удерживают вторую половину, которую они беззаветно защищали на протяжении многих поколений. Теперь эта половина крепости под угрозой. И я скорее поднесу факел к складу боеприпасов, чтобы взорвать все, чем сдам поработителям хотя бы один дюйм земли!

Эштон зааплодировала первой, за ней все остальные. Когда слуги принесли пунш на серебряных подносах, Янси подошел к Хантуну:

– Такие крайние меры вполне могут понадобиться, Джеймс. И впоследствии на развалинах старой крепости будет возведена новая. Эта работа потребует преданных рук и… способных вождей.

Выражение его лица явно говорило о том, что Хантуна он причисляет к последним. Или, по крайней мере, видит в нем претендента. Хантуна распирало от гордости.

Эштон мало что улавливала из того, о чем без конца говорили мужчины. По правде говоря, ее совершенно не волновали права южан, она даже не понимала, о чем можно спорить, если право владеть ниггерами было всего-навсего Богом данным правом владеть любой собственностью. Что ее действительно волновало во всех этих разговорах, так это то, как они будоражили мужчин. Во всем этом чувствовалась возможность обрести власть и удерживать ее. По словам Джеймса, в один прекрасный день на Юге появится собственное правительство, и Эштон намеревалась во что бы то ни стало войти в число первых дам.

– Джеймс, это было просто великолепно! – воскликнула она, беря мужа за руку. – Клянусь, ты никогда еще не говорил так хорошо!

Она добивалась еще больших аплодисментов, и преуспела. Собравшиеся вокруг них гости снова устроили Хантуну овацию. Янси тоже подошел, приговаривая: «Слышу, слышу!»

– Спасибо, дорогая.

Благодарный взгляд мужа почти растрогал ее. Наедине она редко баловала его комплиментами, и даже наоборот – ругала за то, что он никудышный любовник. Однако этим вечером присутствие известных преуспевающих людей пробудило в ней неожиданное влечение. Она едва смогла дождаться, когда все гости уйдут, и тут же помчалась наверх в спальню, сбросила с себя всю одежду и притянула к себе мужа.

Моргая и обливаясь по́том, Джеймс трудился изо всех сил, а потом прошептал:

– Ну как, все было хорошо?

– Просто прекрасно, – солгала Эштон.

Он был так хорош сегодня в роли пламенного оратора, что она не хотела его разочаровывать. Своими неуклюжими ласками Джеймс не только никогда не доставлял ей удовольствия, но даже вызывал отвращение. Ей оставалось только утешать себя мыслью, что всё на свете, в том числе и роль важной дамы в будущем, имеет свою цену.

Однако она решила, что ей необходимо снова съездить домой. И поскорее.

Ее любовник нашел новое место для встреч на развалинах бывшей деревенской церкви Спасителя. И какое же наслаждение она испытывала, отдаваясь Форбсу при свете дня прямо на разрушенном фундаменте.

Невдалеке изредка тихо всхрапывала его привязанная лошадь, топоча копытами. Откуда-то доносились мушкетные выстрелы – на полях отгоняли птиц от зреющего риса. Все эти звуки только сильнее возбуждали ее, и когда все закончилось, она едва держалась на ногах.

– Боюсь, как бы не сделать тебе ребеночка ненароком, – сказал Форбс, придвигая к ней свое красивое потное лицо почти вплотную.

– Что-то мне подсказывает, – ответила она, облизнув уголки губ, – что такой риск только добавляет остроты.

На самом деле она не боялась забеременеть. Ей приходилось исполнять супружеский долг постоянно, и она до сих пор не могла зачать. Вероятно, что-то случилось с ней, после того как тетушка Белле Нин помогла ей тогда решить ее проблему, думала Эштон. Что ж, может, это и к лучшему, хотя иногда мысль о том, что у нее не будет детей, вызывала у Эштон легкую грусть.

– Ну да, пока на свет не появится карапуз, похожий не на твоего мужа, а на меня, – усмехнулся Форбс.

– Ну, о Джеймсе я сама позабочусь. А твоя работа – здесь, – сказала она, обнимая его, – далекие выстрелы снова возбудили ее.

Домой она ехала с исцарапанными и покрасневшими ягодицами, но оно того стоило. Форбс был замечательным любовником, внимательным и пылким, хотя прекрасно обходился и без нее, когда они не встречались. Тщеславие не позволяло Эштон спрашивать, с кем он оттачивает свое изумительное мастерство, пока ее нет рядом. Даже если у него и были другие женщины, они, разумеется, не шли ни в какое сравнение с ней, потому что он всегда прибегал по первому ее зову.

На обратном пути в Монт-Роял – Форбс расстался с ней за милю до плантации – они снова обсуждали разные способы навредить Билли Хазарду. Форбс всегда восхищался изобретательностью Эштон, особенно потому, что ее фантазия была направлена в основном на власть, сексуальные удовольствия и месть.

– Слышал, вы недавно принимали у себя мистера Янси, – заметил Орри в тот же вечер за ужином.

Эштон весьма гордилась тем, что половина колонки в «Меркури» была посвящена их приему.

– Да, действительно, – ответила она. – И он говорил кое-что едкое в адрес янки. Как и Джеймс. Разумеется, – она повернулась к Бретт, сидевшей напротив, – для друзей семьи мы делаем исключение.

– Я поражена в самое сердце, – сказала Бретт без тени улыбки.

– Ну конечно. Тем более для Билли. – Эштон улыбалась милейшей и неподдельно искренней улыбкой, но внутри у нее кипела такая ярость, что даже живот сводило. – Он уже говорил что-нибудь о дате венчания?

– Нет, – ответил за сестру Орри. – Он оканчивает Академию только в следующем июне. А что зарабатывает второй лейтенант в наше время? Тысячу долларов в год? Семья не может прожить на такие деньги. Я бы сказал, говорить о свадьбе пока рано.

Глаза Бретт вспыхнули, когда она посмотрела на брата.

– Мы и не говорим.

Но скоро заговорите, подумала Эштон. Вот тогда и наступит идеальный момент для удара, когда вы будете на седьмом небе от счастья.

После ужина Эштон пошла на семейное кладбище. Поднявшийся ветер взметал ее волосы, как черный флаг. Она опустилась на колени у могилы Тиллета; это было единственное место, где она все же чувствовала стыд из-за своего поведения с мужчинами.

– У Джеймса все прекрасно, папа, – тихо, но с большим чувством заговорила она. – Мне бы так хотелось, чтобы ты это видел. Знаю, ты хотел еще одного сына вместо дочери, но ты будешь гордиться мной, как я тебе и обещала. Я стану знаменитой. Мое имя будут повторять на всем Юге. Меня и Джеймса будут умолять о покровительстве. Клянусь тебе в этом, папа. Клянусь.