Хорхе Ливрага - Алхимик. По следам Джордано Бруно

Несколько ночей Пабло Симон не мог уснуть, его печалили странные предчувствия и путаные телепатические послания от учеников Джордано, и вот однажды, незадолго до восхода, ему сообщили о визите графа де Венти.

Укрытый большим черным плащом, со шпагой на поясе, ученик и помощник Джордано с нетерпением ждал его. Пабло Симон отметил бледность его лица и темные тени вокруг глаз.

— Брат!

— Не продолжай! Они схватили Учителя!

— Да. Он пленник подводных тюрем Венеции…

— Вы столько раз уходили от инквизиции! Как вас поймали?

— Мы спасались бегством из Милана и надеялись найти убежище в Венеции. Джордано согласился прочитать там несколько частных лекций для некоторых дворян и преподавателей университета, но один из дворян предал его, а я едва ускользнул, выпрыгнув в воду из окна, как велел мне Учитель, когда его схватили… Несколько учеников тоже попались, и их тоже будут судить…

— Что предпринимают венецианские братства?

— Всё, кроме его освобождения… Оно невозможно; еще никогда пленника так хорошо не охраняли.

— Как вы думаете, что нужно сделать?

— За несколько дней до предательства Учитель просил нас, если что-нибудь с ним случится, найти вас… И вот я здесь… Агенты инквизиции сжигают все книги Джордано, какие только есть в библиотеках, но ложам удалось спасти несколько… — сказал граф и добавил: — Когда мы можем отправиться в дорогу?

— Сегодня же…

Пабло Симон глубоко погрузился в напряженные размышления. На экране его ума вновь возникли образы прошлого; он слишком хорошо знал печальные примеры эффективности и жестокости инквизиции, чтобы питать какие бы то ни было надежды. Отец Иустин сгорел в ужасных муках; Ипатия от страданий потеряла рассудок, и, как знать, не лаяло ли ее больное тело, доведенное до животного состояния, в каком-нибудь далеком подземелье; его брат и учитель был убит ударом в спину и грубо оклеветан…

Вдруг его внимание вернулось во внешний мир, и он заметил, что тело графа де Венти дрожит от крайней усталости. Извинившись, он провел его в келью, чтобы тот мог поесть и отдохнуть.

В течение последующих двенадцати часов он уладил множество дел и простился с руководителями ложи.

Как только тьма наполнила небо звездами, а траву — светлячками, два всадника на прекрасных скакунах, закутавшись в плащи, выехали на большую дорогу.

Пабло Симон скакал сощурив глаза и чувствовал, как ветер треп лет его волосы; благодаря этому он мог ощутить скорость движения. Ему подумалось, что, возможно, боль, будоражащая его душу, тоже просто-напросто свидетельствует о быстроте, с которой человек развивается…

Его спутник, наверное, уловил ту же самую мысль и, сделав выразительный жест, ускорил и без того безумный галоп своей лошади.

Джордано Бруно схватили 22 мая. Полтора месяца спустя Пабло Симон и граф де Венти в неистовой скачке пересекали страны Европы. Каждые несколько миль они меняли лошадей; иногда благодаря кошелькам с золотом, иногда — посвящению в Мистерии они преодолевали городские ворота и множество раз уходили от неумолимого преследования со стороны наем ников инквизиции.

По пути Пабло Симон узнавал последние новости об Учителе. В Виттенберге и Праге тот оставил рукописи своего сочинения «De specierum scrutinio et lampade combinatoria», а также книг «De Monade Numero Et Figura», «De Imaginum, signorum et idearum compositione», «De Triplici Minimo Et Mensura» [8] Эти книги Джордано Бруно до настоящего времени на русский язык не переведены. — Прим. перев. .

Члены разных братств подтвердили, что по рекомендации книготорговца Чьотто Джордано Бруно принял приглашение аристократа Джованни Мочениго, который впоследствии предал его в своем венецианском дворце. До этого Бруно тайно посещал ложи в Цюрихе и Милане.

Новое неожиданное событие ускорило и без того безумную скачку: несколько дней назад, 2 июня, трибунал инквизиции Венеции во второй раз допросил Джордано. Чуть раньше, 26 мая, его допрашивали в первый раз, и он был заключен в страшную тюрьму «Поцци», расположенную ниже уровня воды.

Несмотря на муки и унижения «Философ Огня» со спокойной любезностью пытался объяснить палачам смысл своих книг и лекций, указывая им на то, что нигде и никогда не нападал ни на христианскую религию, ни на какую-либо из ее сект, но выступал против ошибок, невежества и кровавых методов. Он подтвердил свои научные исследования, согласно которым во всех без исключения священных текстах всех религий, если искать без догматизма и фанатичной веры в исключительность какой-то одной из них, за мертвой буквой видны явные знаки вечной мудрости.

Тщетная попытка! 30 июля того же года состоялся очередной допрос, на котором обвиняемый вновь отметил, что его теория о «бесконечности обитаемых миров» никак не вредит подлинному христианству, поскольку Иисус был Посвященным, учился в храмах Египта и Персии и даже общался с мудрецами-буддистами и брахманами, поэтому несложно убедиться, что он знал о сферичности Земли, о гелиоцентрической системе и о том, что на просторах космоса действительно существует множество систем, подобных нашей.

Все аргументы опирались на логику и знания и были высказаны очень корректно, не прозвучало ни слова возмущения по поводу мук и лишений, которые обвиняемый терпел каждый день, но его слова не смогли проникнуть в умы его черствых судей, а их сердца не дрогнули при виде лохмотьев и язв, покрывавших тело философа. Напротив, они передали в Рим отчет о «ереси» Джордано и рекомендовали приговорить его к смерти, но прежде — к мучениям, чтобы вытянуть из него показания о сделках с дьяволом и выведать, где он спрятал документы, подписанные «Князем Тьмы».

Несколько дней спустя двое путников, в течение недели скрывавшихся в одной из деревушек в швейцарских Альпах, проникли на земли Венеции. Они сразу же связались с местными тайными братствами, объединявшими некоторых художников и мыслителей. Во дворце одного флорентийского маркиза, старого друга графа де Венти, они нашли кров и убежище. Граф вместе с Пабло Симоном заняли комнату, выходившую на Большой канал. Неподалеку находился Дворец дожей, в фундаменте которого была построена жуткая тюрьма «Поцци»; там в какой-то темной камере мудрец платил такую же дань невежеству, какую когда-то пришлось выплачивать столь великим учителям, как Пифагор и Иисус.