Хорхе Ливрага - Алхимик. По следам Джордано Бруно

— Сколько вопросов сразу! Да, когда-то я тоже задавал массу вопросов… Все хорошо. Отец Педро думает, что я прогуливаюсь в горах, а Лонгин, который ненавидит меня едва ли не больше священника, не имеет никаких фактов против меня и вынужден ждать, пока я не допущу какую-нибудь ошибку. А тебя никто не видел?

— Нет. Я прятался до самой ночи. Однако отец Педро что-то подозревает… Мне кажется, что всем нам грозит большая опасность…

— Не преувеличивай. Я имею связи в курии, и эти люди лишают наших врагов свободы действий. Они сеют раздоры между ними, натравливают одних на других. Есть у них такой недостаток — большая любовь к золоту, богатому столу и служанкам. Все это, как ты знаешь, оборачивается их слабостью и делает их уязвимыми.

— А есть в тайных братствах кардиналы и епископы?

— Конечно, есть, и их намного больше, чем ты можешь себе представить.

— Но почему же тогда продолжает действовать инквизиция, почему высасывают последние средства у невинных людей, порабощенных страхом и предрассудками? Почему не принести на Запад истинное христианство, разумное и доброе?

— По той простой причине, что в Божьих намерениях — приберечь эти улучшения на будущее. Наших противников в сотни раз больше, да и в политико-экономических средствах у них такое же преимущество.

Брат Одиннадцатый помрачнел, а на лбу, покрытом тонкой паутиной морщин, явно проступили озабоченность и боль.

Уже одетый, Пабло Симон прошел с ним по галереям в келью-библиотеку. Спустя десять долгих минут наставник прервал молчание, проронив печальные слова:

— Очень больно это признавать, мой милый юноша, однако большая часть людей тоже против нас… Крестьянам и ремесленникам — людям с добрым сердцем, но невежественным и ожесточившимся вследствие религиозного фанатизма и политического террора — ближе тот символ веры, который гласит: «Вступай в воинство инквизиции, и тебе будет позволено свободно убивать, грабить неверных, прелюбодействовать. Тебе простится все, ибо ты делаешь это, служа Господу». Ужасно, как много людей порабощено во имя свободы! Как много крови пролито под девизом милосердия и смирения! Погребальный костер из тел мудрецов, принесенных в жертву во имя мудрости, так велик, что достает до облаков!

Священник снова умолк, и постепенно черты его лица обрели обычную мягкость и доброту. Он пригласил Пабло Симона на ужин к себе в келью.

Комната отца Матео была не богаче, чем комната молодого химика, ее размер и убранство были почти такими же: кровать, пара жестких стульев да простой стол, какие стояли во всех деревенских домах. Стены были увешаны многочисленными пергаментами и деревянными табличками со священными надписями и символами.

Обстановка напоминала строгий монастырь: просто и скромно, без излишеств, но, в отличие от монастыря, здесь не чувствовалось уныния, а умеренность не была показной. Гравюры и рисунки были выполнены с исключительным мастерством, а над кроватью, покрытой соломенным тюфяком, висел развернутый куб из литого золота в форме семеричного креста.

Один из братьев ложи принес плотный ужин, который они съели с большим аппетитом.

— Через три часа я должен вернуться в свой приход, — негромко произнес брат Одиннадцатый.

— Ох и зол же будет отец Педро!.. Отец Матео, вы сегодня говорили об идолопоклонстве…

— Прости, что перебиваю, но очень тебя прошу, не называй меня отцом, ибо все мы дети одного Отца — Бога. Я твой брат… Если я стану твоим учителем, можешь говорить мне «отец», но скорее в духовном смысле слова.

— Вы правы, но порой привычка бывает сильнее, чем лавина, чем бурный поток.

— Обычаи и привычки — это моральные потоки, и нужно строить дамбы разума, чтобы направлять эту силу в русло правильного действия и распознавания.

— Так и есть. Брат, я спрашивал вас про идолопоклонство. Отец Педро и другие в своих проповедях обвиняют тех, кто поклоняется образам, в ложной вере, но разве поклонение наших правоверных статуям дев и святых не похоже на идолопоклонство?

— Не просто похоже, это оно и есть; преступление — это преступление, как здесь, так и в Китае, и не важно, одет ли преступник в черное, белое или красное. Критиковать других, ничем от них не отличаясь, — подло и низко. В христианстве везде, в любой из его сект есть явные признаки идолопоклонства. В апологетике сказано, что истинно верующие через статуи святых и священные реликвии молятся единому Богу; будь так, христианину было бы не важно, стоит ли он перед статуей святого Игнатия или Девы Марии Скорбящей. Но на самом деле все иначе: каждый почитает одного или нескольких святых и не готов поклоняться какому-то другому святому, которого, возможно, выбрал для себя его брат или отец. Получается, весь народ верит в какие-то второстепенные божества, которые, по его представлениям, помогают приблизиться к единому Богу, и даже выбирает для себя личных или семейных полубогов.

— Это самое настоящее идолопоклонство.

— Ты прав, Пабло Симон, но если бы этим все ограничивалось, то было бы еще не совсем идолопоклонством; пожалуй, это больше напоминало бы чувственный пантеизм.

— Да, действительно…

— Все гораздо хуже; одного и того же святого обычно почитают в тысяче разных образов; но попробуй поменять местами иконы или скульптуры из двух разных деревень — и ты увидишь, как «истинно верующие» отвергнут чуждые им изображения и потребуют вернуть свои, поскольку те якобы наделены чудодейственной, как правило целительной силой. На церковном совете мы часто сталкиваемся с одной проблемой: некоторые образы изнашиваются настолько, что чуть ли не разваливаются на куски, но заменить их невозможно, ведь среди верующих могут начаться волнения. И эти представления нельзя приписать фанатизму народных масс, их внушили людям почитатели древнего афоризма: «Одним мудрецом управлять гораздо сложнее, чем тысячей невежд». Обычно церковные авторитеты, проповедуя одно, поступают совсем по-другому: изливая хулу на идолопоклонство, сами и порождают его, причем в весьма грубой и примитивной форме… Ты слышал про так называемых «черных мадонн»?

— Да, они считаются чудотворными, а некоторые из них — божественного происхождения…

Священник не сдержал улыбки, и в словах его послышалась ирония:

— У человеческой Судьбы прекрасное чувство юмора! Так вот, Пабло Симон, эти статуэтки из дерева или черного камня появились во времена язычества. Большинство из них — статуи богини Астарты, их создали в эпоху Римской империи, но есть и изображения особых божеств, имена которых благоразумнее не разглашать. Им более десяти тысяч лет, они принадлежат исчезнувшему культу, который существовал на последнем осколке континента атлантов — острове Посейдонисе и на соседних островах. Эти статуи действительно имеют сильный энергетический заряд, они были заряжены магическим способом благодаря знанию законов Природы и психологии, знанию, которое сегодня утрачено всеми, кроме немногих. Одну из подобных статуэток вынесли на берег морские волны, там ее и нашли и теперь используют, ничего не зная о ее происхождении. Видишь, иногда даже Божественное позволяет себе пошутить… Сегодня ей пылко поклоняются как христианской реликвии… Но даже не сомневайся: под маской того или иного святого сейчас ценится лишь собственная безопасность; от святых требуют покровительства, жизни для друзей и смерти для врагов. Разве просят о чем-то ином, освящая оружие перед сражением? Говорят, нет более мрачного и омерзительного зрелища, чем труп человека, но уверяю тебя, о стремящийся к истине, что еще страшнее и отвратительнее выглядит труп религии. В ее мертвой плоти зарождаются духовные черви, и вскоре от ясного ума, светлой обители разума, остается лишь раковина бесформенного ядовитого моллюска. К нашему сожалению, некоторые религии рождаются почти мертвыми, ведь всего через несколько лет после их появления от их имени начинают творить чудовищные вещи… Что ж, мне пора… Замучив разговорами, я научу тебя не тянуть меня за язык, — добавил он с улыбкой.