Майя Лунде - История пчел

А потом я разглядела мужа как следует. Куань двигался очень быстро, лицо его обратилось в маску, глаза едва не выскакивали из орбит. В руках он нес что-то.

Красный шарф.

Ножка в ботинке, подрагивающая в такт шагам Куаня. И болтающаяся голова — маленькая и темноволосая.

Ботинок. Детская головка.

Я подбежала к Куаню.

У меня вырвался сдавленный крик.

Дышал Вей-Вень с трудом. А лицо его под темной челкой было белым как бумага. В глазах светилась мольба. Он что, сломал себе что-нибудь? Поранился? У него течет кровь? Нет. Его будто парализовало.

Куань сказал что-то, но слов я не слышала, видела лишь, что губы его шевелятся, вот только звуки не могли ко мне пробиться.

Не останавливаясь, Куань пробежал мимо.

Я крикнула ему что-то. Вещи! Наши вещи! Как будто я считала это важным. Но Куань мчался прочь, прижимая к себе Вей-Веня.

Я бросилась следом — к домам, к тем, кто мог помочь. Маленькая ножка подрагивала. Ветер трепал красный шарф. Ни разу не остановившись, мы добежали до поселка. По пути я не отрываясь смотрела на Вей-Веня, в его большие и испуганные глаза. Бежать — единственное, что мне оставалось.

Я снова и снова повторяла его имя.

Но он больше не откликался.

Тело обмякло. Малыш побледнел еще сильнее, на лбу выступили капельки пота.

Он закрыл глаза.

Почему мы так долго бежим? Как же далеко мы ушли! Неужели здесь и правда так далеко?

Наконец перед нами появились дома. Однако вышли мы с другой стороны — перепутали тропинки.

Тишина. Куда же все подевались?

Наконец-то. Человек. Пожилая женщина. Она явно принарядилась и шла на праздник. Это я поняла. Эта женщина накрасила губы и надела платье.

— Стойте! — закричал Куань. — Стойте! Помогите! Женщина растерялась. А потом она заметила нашего малыша.

Всего через несколько минут приехала неотложка. За машиной тянулся пыльный след, пыль поднималась в воздух и оседала на волосах Вей-Веня, его ботинках и ресницах. Из машины выскочили одетые в белое врачи. Они осторожно забрали малыша и унесли его внутрь. Его ладошка выскользнула из руки врача и безжизненно повисла. Больше мы его не видели. Нас с Куанем провели к машине, но посадили не рядом с Вей-Венем, а на переднее сиденье. Кто-то велел нам пристегнуться.

Пристегнуться. Словно это имело какое-то значение.

Когда я проснулся, до звонка будильника оставался час и двадцать две минуты. Белье насквозь промокло от пота, я сбросил одеяло, но знал, что больше не усну. В этот день я планировал провести первый после зимы осмотр ульев. Перед этим делом я нередко плохо спал, мне все мерещились ульи, воск, рамки и расплод. Ведь никогда не знаешь, что увидишь. Случалось, что за зиму вымирало до половины пчел. А когда понимаешь, что во многих ульях нет ни расплода, ни маток, тебе становится так паршиво, что слов нет. Однако зима выдалась совершенно обычная, жаловаться не приходилось. Ни особых заморозков, ни оттепелей не было, так что и причин для тревоги у меня не имелось.

И тем не менее. Когда я стоял и ждал Рика и Джимми, меня пробирала дрожь. Я попросил их приехать к половине восьмого, но мне прямо-таки не терпелось. Будь моя воля, я бы уже давно взялся за дело в одиночку, однако у нас троих сложилось что-то вроде ритуала: перед первой проверкой мы собирались у нас во дворе. Нам надо было многое обсудить и кое-чего выпить.

Первым, по своему обыкновению, приехал Рик. Он был высокий и тонкий, чуток нескладный и немного похожий на Джеймса Стюарта, только без самодовольной ухмылки. Длинный острый нос, глубоко посаженные глаза, небольшая лысина, хотя ему еще и тридцати не исполнилось. Рик вылез из машины. Телодвижений он всегда делал в десять раз больше, чем надо, уж такой он был несуразный. Зато старательный. Заочно выучился на агронома и все время читал, целую уйму книжек прочел. Спроси Рика про любое фермерское дело — и он тебе всего нарассказывает. Историю. И всякие теории. Бывают такие автоматы — кинешь монетку, а оттуда тебе музыка играет. Вот и с Риком то же самое, только без монетки, и рассказывает он про всякие сельскохозяйственные штуки. Он мечтал о собственной ферме, но если по-честному, то лучше бы он мечтал о какой-нибудь офисной работенке, где надо головой соображать.

Он подошел ко мне и взмахнул руками. Спокойно стоять — это не про Рика.

— Ну… — проговорил он.

— Ну, — ответил я.

— Да… Как там сейчас дела обстоят? Как думаешь?

— Хм… По-моему, неплохо. Никаких причин бояться у нас вроде как и нет.

— Ну да… Бояться нечего. — Он наморщил лоб и, запустив пятерню в свои жидковатые волосы, потер голову. — Хотя… — Сейчас Рик чесал голову уже обеими руками, да так увлеченно, словно у него вши. — Заранее никогда не знаешь.

— Это да. Заранее и не скажешь. Впрочем, зима была обычная.

— Да. Это точно.

— Ага.

— Ведь они еще и исчезать начали.

— А, ну да.

Я сделал вид, будто совершенно забыл об этом. Но ни о чем я, ясное дело, не забыл. За этим делом я пристально следил. О загадочных исчезновениях пчел с пасек на юге написали даже в «Отим трибьюн». В ноябре один пчеловод из Флориды — его звали Дэвид Хакенберг — сообщил, что ульи его вдруг опустели. Тогда поднялся шум, и про это дело толковали на каждом углу. С тех пор подобные истории часто повторялись — во Флориде, Калифорнии, Оклахоме и Техасе.

Каждый раз одно и то же. Сегодня ульи хорошие, пчелы здоровые, еды хватает и с расплодом все в порядке. А проходит несколько дней или даже часов — и улей пустеет. Пчелы бросают собственный расплод, вообще все бросают и улетают. И больше не возвращаются.

Пчелы — насекомые чистоплотные. Они покидают улей, чтобы умереть, не хотят загрязнять место, где жили. Возможно, именно за этим они и улетали. Но матка всегда оставалась в улье, а вместе с ней — молодые пчелы, правда, совсем немного. Рабочие пчелы бросают свою мать и детей, обрекая их на одинокую смерть в улье. А это противоречит всем законам природы.

Почему подобное происходило, никто точно не знал. Когда я впервые услышал об этом, то решил, что за пчелами просто плохо ухаживали. Что этому Хакенбергу вообще плевать было на пчел. За свою жизнь я немало повидал пчеловодов, которые все грешили на других, хотя виноваты были сами. Слишком мало сахара, слишком жарко или, напротив, холодно. Пчеловодство — это тебе не квантовая физика. Но такие случаи повторялись чересчур часто, истории были очень похожими, и происходило все внезапно. Нет, дело в чем-то еще.

— Это все только на юге, — сказал я.

— Да. Они там с пчелами не церемонятся, — согласился Рик.

В этот момент во двор въехал зеленый пикап, а из него, широко улыбаясь, вылез Джимми. Если Рик — паникер и слишком много думает, то добряк Джимми — его полная противоположность. Ни единого лишнего движения, да и мыслей тоже не особо много. Но работал он хорошо, этого не отнимешь.