Сергей Житомирский - Эпикур

— Первое побуждение каждого существа есть самосохранение, — говорил Зенон, — поскольку природа изначально дорога сама себе. Поэтому живое противится тому, что вредно, и идёт навстречу тому, что ему близко. Это относится ко всему живому, только животные, которым уже дано побуждение, сами ходят за тем, что им нужно. Для них жить по природе — значит жить по побуждению, а для разумных существ жить по природе — значит жить по разуму...

— Скажи-ка, приятель, — тихо спросил Аристарх у одного из слушателей, приземистого и плотного, судя по одежде, ремесленника, — правильно ли я понял, что мы слушаем Зенона?

Тот молча кивнул.

— Удачно же начался мой первый день в Афинах, — сказал Аристарх. — Сразу же нашёл Пёструю стою и в ней главу стоиков.

— Удача — обман, — поучительно заметил ремесленник. — Встреча с Зеноном была тебе суждена.

Тем временем какой-то горожанин попросил Зенона объяснить, что значит «жить по разуму».

Зенон стал рассуждать о конечной цели и добродетели, которая есть воздержание от того, что запрещено общим законом, а закон этот — верный разум, всепроникающий и одинаковый с Зевсом. Поэтому добродетель есть согласованность с природой, то есть с судьбой. Он говорил, что бог, ум, судьба и Зевс — одно и то же и имеет много имён. Мир живёт умом и провидением, и он — живое существо, одушевлённое и разумное, а ведущая часть в нём — огонь, как это говорил ещё Гераклит Эфесский.

— Прочти-ка нам, Клеанф, свою «Молитву», — попросил он, обратясь к ремесленнику.

Ещё одна знаменитость — Клеанф, любимый ученик Зенона, автор книги «Против Аристарха», наполненной бранью и лишённой даже попытки разобраться в критикуемой теории. Аристарх слышал, что в молодости Клеанф был кулачным бойцом, а теперь работает в пекарне, и будто бы Зенон не позволяет ему оставить работу, потому что это было бы противодействием судьбе.

Клеанф достал из сумки исписанный черепок и прочитал:

Аристарх терпеливо ждал. Беседа продолжалась ещё какое-то время, наконец Зенон закончил свою проповедь, слушатели разошлись, потом, поговорив с учителем, разошлись и приверженцы. Даже Клеанф сказал, что, пожалуй, пойдёт отсыпаться после ночных трудов, И удалился. Тогда Аристарх подошёл к Зенону, назвал себя и сказал, что хочет побеседовать.

— Не понимаю, о чём нам говорить? — пожал плечами Зенон. — Клеанф достаточно ясно показал в своей книге наше отношение к твоим умствованиям.

— Мне кажется, в наших взглядах на устройство мира должно быть много общего, — возразил Аристарх. — Ведь и ты и я за основу берём Пифагора.

— Что ж, поговорим, — согласился Зенон, — хотя, мне кажется, я заранее знаю всё, что ты скажешь.

Аристарх завернул плащ, чтобы ослабить холод каменного сиденья, и опустился рядом с Зеноном.

— Вот что о строении мира пишет Филолай, — начал он. — «В середине Мира утверждён Огонь, дом Зевса, Гестия или Очаг Вселенной, вокруг него пляшут в хороводе десять божественных тел: небо, расположенное за сферой звёзд, пять планет, за ними Солнце, под Солнцем Луна, под ней Земля, под последней Противоземлие, а после них всех огонь Очага». Правильно ли я пересказал Филолая?

— Всё правильно, — кивнул Зенон.

— Так вот, выходит, что, по Филолаю, Земля находится совсем не в центре Мира, а в небе вместе с другими небесными телами и, заметь, имеет два вращения: первое — обращение вокруг Очага, второе — вокруг своего полюса.

— Знаю, — сказал Зенон. — Книгу Филолая я сам не видел, но его взгляды на мир имеются в «Мнениях физиков» Феофраста и упоминаются Аристотелем. Согласен, между вашими теориями есть внешнее сходство. Но ты исказил главное, что есть у пифагорейцев, — назвал опору Вселенной, центральный огонь, нелепой выдумкой!

— По-моему, то же сделал Тимей, — возразил Аристарх. — Он заменил Очаг душой Мира.

— Сердце Мира может иметь много названий.

— Но погоди, Зенон, оглянись. Солнце — вот истинный Очаг нашей Вселенной, великое пылающее Солнце, которое каждый день появляется перед нами. И если в системе Филолая на место предполагаемого невидимого Очага поставить реальное животворящее Солнце, то и получится моя система. Почему ты не хочешь признать этого?

— Я, Аристарх, придерживаюсь Тимея и считаю, что Филолай исказил учение Пифагора.

— Как странно! Филолай жил на полстолетия раньше Тимея. Кто же был ближе к источнику?

Зенон всё больше раздражался:

— Как можно верить Филолаю? Он отступник и был проклят всеми пифагорейцами за то, что разгласил их тайны.

— Ты идёшь против логики, — заметил Аристарх. — Если его клеймили за разглашение, а не за искажение, то он как раз и заслуживает доверия.

— С тобой утомительно спорить, — вздохнул Зенон. — Я никак не могу понять, чего ты добиваешься? Есть прекрасная схема Мира, записанная Платоном со слов Тимея, есть математическое объяснение небесных движений Евдокса и Каллипа. Вселенная — составное алмазное веретено, которое крутит божественная необходимость. Какая картина может лучше соответствовать единому, живому разумному Миру? Что касается заключённого в центре Земли Очага, то достаточно увидеть извержение Этны, чтобы отбросить все сомнения.

— Да, система Евдокса красива, — согласился Аристарх, — но обрати внимание, какую цену приходится платить за эту красоту. Тимей, а за ним и Платон, не заботившиеся о соответствии своих построений тому, что происходит на небе, говорили только о восьми кругах. Евдокс же, пожелавший спасти явления, вынужден был построить немыслимый механизм из тридцати трёх вертящихся сфер с косо поставленными полюсами. Мне удалось достичь того же, вернувшись к минимальному числу кругов, их снова восемь, по одному на каждое небесное тело!

— Твоя жертва, конечно, меньше Евдоксовой, — саркастически усмехнулся Зенон. — Ты всего лишь заставил Землю вместе с Очагом парить среди звёзд! Мне пора идти, Аристарх. Прощай.

Зенон встал, забросил дощечку, на которой сидел, под скамью и, прихрамывая, удалился. Аристарх подошёл к живописцу и спросил дорогу в «Сад» Эпикура.

— Я покажу, — ответил художник, — сейчас пойду обедать и немного провожу тебя. А ты что, действительно думаешь, что Земля порхает вокруг Солнца, как мотылёк около лампы?

— Ну, не совсем так, — улыбнулся Аристарх. — Земля — огромный корабль, на котором мы торжественно плывём через эфир, обходя увенчанное славой неугасимое Солнце.

— Красиво, — сказал живописец и спустился с помоста.

Он быстро убрал глиняные баночки с красками в корзину и повёл Аристарха по улице Шествий обратно к Дипилонам. По дороге он жаловался на отсутствие заказов и посвящал спутника в свои планы весной отправиться на заработки в Пеллу или Пергам, где, по слухам, идёт большое строительство. Незаметно они дошли до боковой улочки, на которой, как объяснил Аристарху провожатый, и помещался «Сад».