Александр Филимонов - Битва на Калке. Пока летит стрела

Мстислав Мстиславич подал знак, махнув рукой: вперёд! Все уже ждали этого знака, поэтому через мост дружина прошла быстро, не растягиваясь, как одно слитное тело. Ещё с моста заметили: перед главными, западными воротами детинца [5] Детинец — центральная укреплённая часть древнерусского города, обнесённая стенами. , поднялась суета и беготня. Взятые врасплох, люди Ярослава готовились, сами не зная к чему, — то ли встречать гостей, то ли биться с ними. Впрочем, зная уже о том, кто идёт во главе дружины, непонятно откуда взявшейся, готовились, скорее, к схватке.

По владимирцам было незаметно, что ими управляет чья-то единая воля. Метались вразброд, то выбегая наружу и пытаясь построиться в боевой порядок, то обратно убегали в ворота. Можно было и их понять: не ждали никого, житьё им тут было сытное да бездельное, хоть день-деньской на подворье в бабки играй да с девками из посадниковой челяди шутки шути. В тепле, в холе. И надо же — ни с того ни с сего крик: хватай брони, оружие, беги воевать! Засуетишься.

Всё же они почти что опомнились. На виду у приближающегося Мстиславова отряда успели выстроиться стеной, ощетиниться копьями. И даже десятка два человек на коней посадили. Те пока что стояли позади пешего строя, шевеля мечами да топорами, — чтоб ударить, когда чужое войско будет задержано пешцами.

Выйдя на широкий утоптанный подъём, дружина Удалого стремительно — словно под гору катилась — бросилась на владимирцев. Мечник Никита даже в первые мгновения потерял князя из виду, закрутившись, как щепка в водовороте. И сразу же с обеих сторон, и с той, что нападала, и с той, что защищалась, взметнулся к небу боевой рёв сотен глоток. Посыпались удары, зазвенело железо.

Чтобы определить, где находится Мстислав Мстиславич, мечнику Никите не нужно было долго оглядываться. На ходу уклоняясь и отбиваясь от бестолковых в сутолоке ударов, он направился к самым воротам — там кричало и звенело особенно громко, и, значит, князя следовало искать именно там. Оба войска, начав бой, смешались, и каждый бился будто бы сам по себе.

Протолкавшись сквозь своих и чужих, Никита увидел знакомую широкую спину Мстислава Мстиславича. Князь работал своим излюбленным оружием — двуострым топором, укладывал удары поочерёдно направо и налево. По опыту Никита знал, что во время битвы князь не терпит, если кто-то из своих находится слишком близко от него, — может попасть под горячую руку. От мечника Никиты требовалось одно: защищать князя со спины, вообще следить за тылом.

Он завертелся в седле с поднятым мечом — так, чтобы каждому это было видно и у врагов поубавилось желания напасть на князя сзади. Конь Никиты, знавший, что от него требовалось, послушно заплясал под седлом, в любой миг готовый броситься туда, куда прикажет хозяин.

Вокруг шла отчаянная рубка. Мстиславовы дружинники, перемешавшись с владимирцами, работали умело и хладнокровно. Но и им порядочно доставалось: люди князя Ярослава понимали, что спасение их жизней зависит от них самих, и бились отчаянно.

Быстро и хищно оглядываясь по сторонам в поисках опасности для Мстислава Мстиславича, Никита с мгновенной острой горечью заметил, как его добрый товарищ Путята, побагровев лицом, схватился за острый наконечник сулицы, вылезший у него из груди — как раз посередине. Покачался немного Путята и от чьего-то толчка свалился кулём под ноги своему коню, взмахнув, будто прощался, белым древком, торчащим в спине. Вот ещё один знакомый прижал ладонь к шее, из которой хлестала кровь. Вот ещё один дружинник от удара тяжёлым обухом в грудь закашлялся, припал к конской гриве, выронил оружие и поехал как-то боком, всё ниже клонясь и сплёвывая длинные красные слюни.

Огромный владимирец с окровавленным лицом вдруг свирепо, неизвестно откуда взявшись, наехал на Никиту, клокоча злостью и размахивая мечом. Никита бросился ему под левую руку и ударил наугад. Выпрямился, посмотрел — и похолодел: удар, видно, пришёлся по брони и не нанёс противнику повреждения. И бешеный владимирец, потеряв Никиту из виду, забыв о нём, прорывался теперь уже к незащищённой спине Мстислава Мстиславича.

Коню владимирца оставалось сделать всего два-три прыжка, чтобы донести своего седока, занёсшего меч, до князя. А Мстислав Мстиславич, никак не ожидая удара сзади, был занят рубкой последнего заслона перед воротами. Тогда Никита сделал единственное и последнее, что мог сделать: не задумываясь, он метнул свой меч в спину врагу.

Сверкнув в воздухе, увесистый меч вошёл в широченную спину с тем особым звуком, который издаёт протыкаемая плоть и который в бою всегда слышишь, несмотря на стоящий вокруг тебя крик, звон и стук. Возблагодарив кого-то — он даже не успел осознать, кого благодарит, — за небывалую удачу, Никита догнал убитого врага и за рукоять меча, выглядывающую как раз из-под левой лопатки, сдёрнул того с седла. Меч засел крепко, пришлось спешиваться и, загородившись на всякий случай конём, вытаскивать оружие, придерживая ногой тело, сразу ставшее мягким и студенистым.

Когда он снова взобрался на коня, увидел, что битва почти закончена. Уцелевшие владимирцы, поняв, что прорваться за привычные стены и отсидеться там не получится — ворота уже были заняты князем и его людьми, — начали деятельно спасать свои жизни. Кто бросал оружие и сдавался на милость, кто бежал, в эту милость не веря. Всех ловили, вязали, как овец, сбивали в кучу. За теми же, кому удалось бежать, была отряжена погоня. Хотя куда им было деваться в городе, где каждый житель испытывал к ним лютую ненависть?

Дружина Мстислава Мстиславича вошла в детинец.

Удалой, ещё не остывший после тяжкого ратного труда, сразу велел гнать к нему Ярославовых бояр и наместника — всех, кто был повинен в новгородской беде. Пока дружинники обшаривали боярские хоромы и владычный двор, князь расположился на площади перед собором Софии и ждал. Он был гневен, и гнев его ещё усиливался, когда князь видел, сколь благополучна и сыта была жизнь здесь, на городище, по сравнению с городом.

Судя по тому, что доложили ему люди, которые прошлись по кладовым, хлеба здесь могло хватить всем городским жителям на долгое время. Да и не только хлебом полны были хранилища, а и всяким другим припасом, потребным человеку для жизни. Всего было вдоволь — и мяса, и рыбы солёной и вяленой, и мёда в тяжёлых липовых кадях, и овощь всякая заложена была в погреба. Одним словом, изобилие плодов земных.

Здесь, возле Великой Софии, был похоронен отец Мстислава Мстиславича. На этом месте и было справедливее всего учинить допрос и расправу людям Ярославовым. Наконец их собрали перед Князевы очи всех.

Перепуганные, они стояли на коленях перед Мстиславом Мстиславичем, а он, не ощущая к ним никакой жалости, разглядывал знатных пленников. Нешуточно подумывал: а не взяться ли ещё раз за топор, пока рука не остыла?