Бернард Корнуэлл - 1356. Великая битва

– Вижу его! – с восторгом заорал ирландец Кин. – В сторону кухни бежит!

Томас отодрал кусок черепицы и швырнул им в студентов, потом еще одним. Кин смачно выругался, пригнулся, а затем Томас перевалил через конек и скрылся из виду, но слышал, как школяры вопят и улюлюкают, предавшись охотничьему азарту. Гнать англичанина-еретика было гораздо веселей, чем обсуждать четыре главные добродетели или необходимость крещения младенцев.

Мимо Томаса просвистел арбалетный болт; обернувшись влево, он заметил человека в ливрее городского стражника, который перезаряжал арбалет, стоя на помосте рядом с церковью. Черт! Томас сел на конек, потом съехал по скользкому склону, пока ноги не уперлись в невысокий каменный парапет.

– Он на рефектории! [19]– крикнул кто-то.

Томас оторвал еще кусок черепицы и забросил его высоко и далеко, сквозь пелену дождя и поверх крыши, не заботясь, где упадет снаряд. Послышались стук удара и звон осколков.

– Туда! – раздался голос. – Он на доме капитула!

Ударил колокол, потом еще один, а на противоположном скате крыши Томас услышал шаги. Он огляделся по сторонам и, не обнаружив удобного пути, осторожно перегнулся через низкий каменный парапет. Внизу оказался другой садик, густо засаженный фруктовыми деревьями.

– Налево! – раздался голос где-то за спиной.

– Нет, он в эту сторону ушел! – Это кричал ирландский студент Кин, и весьма уверенно. – Сюда! – гаркнул школяр. – Я заметил ублюдка!

Томас слушал, как затихает шум погони. Кин увел преследователей совсем не туда, но опасность еще не миновала. Пришло время слезать с крыши. Томас решил рискнуть и спуститься в садик. Беглец перекинул ноги через парапет и посидел немного в неуверенности, потому что высота была изрядной, затем счел, что выбора нет. Он спрыгнул, пролетел сквозь цветы, ветви и мокрые листья. Приземление было жестким, его бросило вперед, на руки. Правую лодыжку пронзила резкая боль, и Томас стоял на четвереньках, прислушиваясь к звукам погони, замиравшей вдали. «Выжди, – подумал он. – Выжди и дай охотникам уйти подальше. Жди».

– Этот арбалет нацелен тебе в спину, – раздался голос позади и совсем близко – Будет больно. И еще как.

«Какая гениальная идея избрать аббатство Сен-Дени в качестве места, где орден Рыболова соберется для бдения и священного обряда посвящения!» – подумал отец Маршан. Здесь, под высокими каменными сводами крыш, в вечернем свете, льющемся через роскошные витражи, перед алтарем, уставленным золотыми сосудами и блестящим от серебра, рыцари ордена Рыболова преклонили колени для благословения. Пел хор, мелодия казалась печальной, но воодушевляющей, мужские голоса то взлетали, то ниспадали, наполняя огромное аббатство, где покоились в своих каменных гробницах короли Франции, а на алтаре ждала орифламма. Орифламма являлась французским боевым штандартом – большой флаг из алого шелка, реявший над королем, когда тот шел в битву. Знамя было священным.

– Это новая, – буркнул Арнуль д’Одрегем, маршал Франции, своему спутнику, лорду Дугласу. – Прежнюю чертовы англичане захватили при Креси. Теперь, наверное, задницы ею подтирают.

Дуглас хмыкнул в ответ. Он смотрел на племянника, который преклонил перед алтарем колени вместе с четырьмя другими воинами, в то время как отец Маршан, в роскошной алой с белым сутане, служил мессу.

– Орден долбаного Рыболова, – язвительно проворчал шотландец.

– Несусветная чушь, не спорю, – согласился д’Одрегем. – Да только чушь, которая способна убедить короля двинуться на юг. Ведь именно этого вы желаете, не так ли?

– Я прибыл сюда драться с англичанами. И хочу выступить на юг и отделать чертовых ублюдков.

– Король боится, – заявил д’Одрегем. – И ждет знамения. Возможно, эти рыцари Рыболова убедят его?

– Боится?

– Английских лучников.

– Я ведь уже говорил, что их можно победить.

– Сражаясь пешими? – В голосе д’Одрегема прозвучало сомнение. То был человек лет пятидесяти с лишним, состарившийся на войне, суровый, с коротко стриженными седыми волосами и челюстью, свороченной ударом палицы. Дугласов он знал давно, с тех пор как еще юношей воевал в Шотландии. Его до сих пор передергивало при мысли об этой студеной далекой земле, при воспоминании о тамошней пище, о сырых и неуютных замках, о болотах, скалах, туманах и пустошах. Но при всей нелюбви к этой стране народом ее ветеран восхищался. – Шотландцы, – сообщил он королю Иоанну, – лучшие бойцы христианского мира. Если, конечно, относятся к нему, сир.

– Они язычники? – обеспокоенно спросил король.

– Нет, сир, просто живут на краю света и сражаются как демоны, чтобы не свалиться с него.

И вот теперь две сотни этих демонов находились здесь, во Франции, отчаянно желая биться с давним врагом.

– Нам нужно возвращаться в Шотландию, – буркнул Дуглас собеседнику. – Я слышал, что перемирие нарушено. Мы можем убивать англичан там.

– Король Эдуард, – невозмутимо заявил д’Одрегем, – отбил Бервик, война закончилась, англичане победили. Перемирие восстановлено.

– Порази Бог Эдуарда! – прорычал Дуглас.

– Так вы полагаете, что лучников способно побить пешее войско? – вернулся к теме француз.

– Именно пешее, – кивнул лорд. – Можно бросить на ублюдков некоторое количество всадников, но лошади должны быть хорошо защищены. Секрет не в лучниках, а в лошадях! Эти проклятые стрелы не пробивают крепкие доспехи, зато с конями творят черт знает что. Доводят животных до безумия. Рыцари вылетают из седел, попадают под копыта, их кони мечутся от дикой боли, а все потому, что лучники целятся в лошадей. Стрелы превращают конную атаку в большую скотобойню – так не поставляйте на нее лошадей.

Для обычно немногословного лорда Дугласа это была настоящая речь.

– В ваших словах есть смысл, – кивнул д’Одрегем. – Я не был при Креси, но слышал о большом числе убитых лошадей.

– А вот пешие воины могут нести щиты или надеть тяжелые доспехи, – продолжил Дуглас. – Они доберутся до ублюдков и прикончат их. Вот и весь секрет.

– Именно так ваш король сражался при этом, как его… Дареме?

– Он ошибся с выбором места для битвы, – пояснил Дуглас. – И теперь бедолага томится пленником в Лондоне, а мы не в силах заплатить выкуп.

– Вот почему вам нужен принц Уэльский?

– Я хочу, чтобы проклятый сопляк стоял на коленях, писался от страха, слизывал конский навоз с моих сапог и умолял о пощаде. – Дуглас хохотнул, и эхо раскатилось по просторному аббатству. – Захватив юнца, я обменяю его на своего короля.

– У него есть репутация, – осторожно заметил д’Одрегем.

– Какая? Игрока? Бабника? Сластолюбца? Бога ради, это же щенок.

– В двадцать шесть? Щенок?