Алла Бегунова - С любовью, верой и отвагой

Мальченко внимательно наблюдал за ездой нового офицера. Он понял, что перед ним — опытный всадник. Подъехав к Надежде, он осыпал её похвалами, равно как и своего Адониса.

— Из дружеского расположения к вам, Александров, — сказал штабс-ротмистр, — я даже могу отдать вам эту отличную лошадь в долг...

— На какое время?

— До тех пор, пока вам не пришлют денег из дома. Ведь для вашего отца, вероятно, сто рублей — не такая уж крупная сумма...

Хитрые и злые глазки Мальченко остановились на прекрасно сшитом ментике корнета, надетом по зимнему времени в рукава. Он ждал ответа. Надежда молчала. Потом быстро взглянула на него и опустила голову:

— Хорошо. Я возьму у вас эту лошадь.

«Чёрт с тобой и с твоим мерином! — думала она. — Ради моей службы в этом эскадроне. Ради добрых отношений со всеми вами, мариупольцами... Если это, конечно, мне поможет!»

Вечером она села писать письмо начальнику военно-походной канцелярии его величества графу X. А. Ливену. Наступил тот самый трудный случай, о котором говорил ей государь. Ей срочно была нужна помощь — рублей пятьсот ассигнациями [35] 500 рублей ассигнациями — 125 рублей серебром. , чтобы заплатить долг Мальченко и купить кое-что из конских принадлежностей. Не имело никакого смысла описывать графу её приятную жизнь в Вильно и тысячу соблазнов этого города, где, вкушая блага цивилизации, она немного вознаградила себя за суровую службу рядового Соколова. Требовался какой-то другой аргумент, и она нашла его:

«...издержав деньги, полученные при отъезде, на мундир, получил всё необразцовое и здесь должен переделывать и не имею на что купить лошадь и нужные к ней приборы...» [36] РГВИА, ф. 154, on. 1.д. 150, л. 2, оборот. «Письмо корнета Мариупольского гусарского полка Александрова X. А. Ливену, февраль 1808 г.».

Она надеялась, что государь простит ей эту маленькую ложь во спасение. Он ведь бывал в Вильно и, наверное, — пусть даже инкогнито — тоже посещал эти великолепные кофейни с бильярдом, эти рестораны, где играют музыканты и подают изысканные яства, эти магазины, из которых невозможно уйти с пустыми руками...

Но юного франта из столицы ещё не видели полковые дамы, коим не терпелось узнать петербургские новости из первых уст. Надежда много бы дала, чтоб избежать встречи с ними. Однако это было предопределено точно так же, как покупка глупого Адониса у штабс-ротмистра Мальченко. Лишь одно обстоятельство смягчало участь корнета Александрова — полковых дам было не много.

Не всякая женщина решится вести кочевую армейскую жизнь вместе с мужем. Не всякий обер-офицер может вступить в брак: его жалованье явно недостаточно для содержания семьи. Да и как возить с собой жену и детей, если устав предписывает младшему офицеру иметь в полковом обозе только одну вьючную лошадь, а такое транспортное средство, как повозка, полагается ему, начиная от чина ротмистра и выше.

Потому на балу в Луцке Надежда имела счастье видеть семь милых женщин в возрасте от двадцати до тридцати лет. Но и этого вполне достаточно для возникновения самых разных сплетен, слухов и пересудов. В том, что её появление в полку таковые вызовет, она не сомневалась. У женщин — огромная интуиция, они придают большое значение мелочам.

Она долго думала, что ей надеть. Наконец выбрала не вицмундир с бальными белыми кюлотами, белыми шёлковыми чулками и чёрными туфлями, а униформу дежурного офицера, благо действительно дежурила в тот день по эскадрону: доломан и ментик, обшитые золотом, походные рейтузы, перевязь с лядункой, кушак, портупею с саблей и ташкой. Волосы она сильно начесала на виски, взяла замшевые перчатки вместо лайковых — они выглядят грубее, — попрыскалась самым резким мужским одеколоном...

— Mesdames, permettez-moi de vous presenter [37] Дамы, позвольте мне представить вам... (фр.). ... — сказал майор Дымчевич, вводя Надежду в просторную гостиную.

Первой им навстречу пошла приятная брюнетка лет тридцати в салатовом платье с рюшами — жена майора Елизавета Осиповна Дымчевич.

— А вы, корнет, настоящий монах-затворник. Третью неделю здесь — и ни в один дом ни ногой. Могли бы для начала представиться хотя бы супруге эскадронного командира... — Елизавета Осиповна, окинув Надежду взглядом, протянула ей руку для поцелуя.

Делать нечего, Надежда щёлкнула каблуками и быстро наклонилась к кружевной перчатке, пахнущей розовой водой. Целовать руку теперь было необязательно, она узнавала это у Засса. Хорошим тоном в петербургском свете считался как бы знак поцелуя.

— Отчего же столь суровое суждение, ваше высокоблагородие? — спросила Надежда у майорши.

— Вы не хотите нам рассказать столичные новости!

— О, мои новости давно устарели, Елизавета Осиповна...

— Нет-нет-нет, милый юноша! — Дымчевич шутливо погрозила ей пальцем. — Теперь легко не отделаетесь. Поздоровайтесь со всеми, садитесь и рассказывайте...

Сначала Надежда поклонилась Луизии Матвеевне Павлищевой, тоже майорше, весьма дородной даме, затем — Екатерине Николаевне Ракшаниной, жене ротмистра, черноглазой и черноволосой, затем — жене ротмистра Станковича, самой молодой из присутствующих и самой хорошенькой. Она была беременна, и пятна несколько портили её милое лицо...

Интересовали женщин в основном новости об императорской фамилии, моде и культуре: что дают теперь на театре, носят ли ещё в столице турецкие шали, как чувствует себя вдовствующая императрица Мария Фёдоровна и верно ли говорят, будто великая княжна Екатерина Павловна увлеклась всерьёз генерал-лейтенантом князем Багратионом.

Этот разговор прервало появление полкового оркестра. В доме начали шумно готовиться к балу, и Надежда, воспользовавшись этим, улизнула из гостиной.

Когда Мальченко предложил ей составить партию в вист, она охотно согласилась и села за зелёный ломберный стол. Рядом с ней опустился на стул незнакомый офицер, рослый, с чёрными, красиво завитыми усами.

— Ротмистр Станкович, корнет Александров, — представил их друг другу Мальченко, и они обменялись рукопожатием.

— Сейчас я беседовал с вашей очаровательной женой... — сказала Надежда, беря в руки карты.

— Да, — рассеянно кивнул ротмистр, изучая карты, попавшие к нему. — Мы женаты два года и нынче ожидаем своего первенца... Начинайте, корнет...

Бал в доме Дымчевичей затянулся за полночь. Надежда была в числе тех гостей, кто уезжал первым. В прихожей она столкнулась с четой Станковичей. Госпожа Станкович дотронулась веером до рукава Надежды:

— Как мило вы держались, дорогой Александров... Но не обижайтесь, у нас с госпожой Дымчевич есть игра. Мы всем даём забавные прозвища. Вам дали тоже...

— Какое же? — спросил её муж, надевая ей на плечи шубу.