Алексей Югов - За землю русскую. Век XIII

— Да что он, с ума сошёл? — вскричал Невский.

Дубравка промолчала.

— А ты знаешь, княгиня? — приступил он к ней грозно. — Знаешь, что у них там, в Орде, за одну каплю кумыса, ежели по злому умыслу она упала на землю, тут же приказывают убить человека?

— Знаю! — вскинув голову, отвечала Дубравка. — Знаю! — повторила она. — Но только я того не знала, что за татарского раба выхожу замуж!

Как только унялся гнев, поднятый в душе Александра словами Дубравки, так сейчас же ему сделалось ясно, что это ветер с Карпат. Ведь и Данило Романович судил так же, ведь и родитель её такой же был нетерпеливей; к татарам! Насилу уломал его тогда, на льдах Волги, по крайней мере не начинать ничего, не снесшись предварительно с ним. Чудно, что столь светлый разумом политик и государь столь излишне уповает и на свои родственные узы с Миндовгом, и на крепости свои, и на новую свою конницу, и на крестоносное ополченье всей Европы, которого, дескать, главою непременно его, Даниила, поставят, лишь стоит ему изъявить согласие на унию церквей. «Вот и дочка с этим приехала, — подумалось Александру, — считает себя здесь, на Владимирщине, как бы легатом отца... Что ж, и пускай бы считала. Да то беда, что и Андрей тоже кипит на татар! Ведь экое безрассудство: кумыс, от самого царевича присланный, — и вдруг псам скармливать!.. Хорошо, если не дойдёт это до татар! Да где ж там, — уж, поди, донёс кто-нибудь на Андрея: не любят его, да и продажных тварей немало среди бояр — во дворце в каждой стене татарское ухо...»

Сдержав гнев, Александр Ярославич спросил невестку:

— Скажи: чужой знает кто, что Андрей... это самое сделал над кумысом?

Даже и наедине с нею он поопасался обозначить полностью злополучное деянье Андрея.

Дубравка нахмурила лоб, стараясь вспомнить.

— Не-е-ет... — отвечала она, однако в голосе её не было уверенности. — Ты сам посуди: когда бы донёс кто, то разве бы стал Чагаи и дальше посылать этот кумыс?

Неведомо было княгине, что каждую ночь в шатёр Чагана, разбитый среди прочих кибиток на луговине за Клязьмой, стража впускала некоего человека, предварительно обшарив его, и что этот человек был Егор Чегодаш.

Дубравка нежно коснулась руки Александра.

— Не сердись на меня! Я глупая: мне не надо было говорить тебе этого. Ты не беспокойся...

Невский сумрачно пошутил:

— Ну да: «Ты не беспокойся, Саша: нам с Андреем завтра головы отрубят!..» Ох, Дубрава, Дубрава, плохо ещё ты знаешь их!.. И не дай тебе бог узнать!

Голос его прозвучал так, что Дубравка невольно вытянулась вся и брови её страдальчески надломились.

— Боже, боже! — воскликнула она в отчаянии. — Да когда же это кончится? Пусть один какой-нибудь конец будет!.. Пускай рубят голову!.. И Андрей так же думает... Хватит, досыта наглотались мы этого срама! — выкрикнула она в каком-то грозном неистовстве. — А ты... а ты... да если и нас с Андреем казнят... так тебе всё равно капелька их кумыса дороже всей крови нашей!..

— Перестань! — крикнул вне себя Невский, весь пылая.

От его крика собака, отдыхавшая под кустом, стремглав кинулась к своему хозяину.

Слёзы полились из глаз Дубравки, она упала ничком и зарыдала...

Невский растерялся. Не зная, что делать, он неуверенною рукой дотрагивался до её плеч, затылка и тотчас же отымал руку. Дубравка продолжала рыдать.

— Милая девочка моя... полно... — бормотал Александр, подсовывая ладонь под её лоб, чтобы не лежала лицом на траве.

Дубравка охватила его руку, подобно тому как тонущий в море схватывает подплывшую к нему мачту. Внезапно для себя, не успев даже и воспротивиться этому, Александр склонился к ней и ш бережно поцеловал её в затылок — в нагретую солнцем золотистую ямку, откуда расходились, поднятые в стороны, туго заплетённые её косички.

Утешая её, он изредка гладил её по голове, по плечу, но уже не смел и думать снова прикоснуться к ней устами, хотя, даже и перед самым строгим судом, перед судом его совести, невольный поцелуй тот не заставил бы его покраснеть: так много было в том поцелуе отцовского!..

Нечаянная обмолвка её, что «и Андрей так же думает», подтвердила Невскому уже встревожившие его сообщения о намерении князя Андрея попытать счастья в прямой сшибке с Батыем — сообщения, которые получал он от своих тайных осведомителей. Зная, что в отношении Орды она мыслит мыслями своего отца, которые привезла с Карпат, и что подобные расчёты и намерения обуяют также и Андрея, страстного и нетерпеливого в делах государства, тем более волновался, в глубине души своей, Александр.

Едва только Дубравка осушила глаза и стала внимать его слову, он принялся терпеливо и расчётливо выкорчёвывать из её сознания те взгляды на державные задачи великого князя Владимирского, с которыми она прибыла на Суздальщину и которые, несомненно, были внедрены в её душу многими беседами и наущениями её много замышляющего отца.

Успокоенная и утешенная им, она слушала его внимательно, изредка ставя ему вопросы, а иногда возражая. И Александр поражён был той глубиной и ясностью, которые успела приобрести её политическая мысль.

«Девчонка ещё, а ведь как возросла! — снова подумалось ему. — Царицею смотрит!..»

Он любовался ею. А она меж тем неожиданно перешла в наступленье.

— Так что же, — спросила она, — стало быть, отец мой, государь, не то мыслит, что Земле Русской надо?

Он медлил с ответом, затаивая улыбку. «Господи! — думалось Александру. — А ресницы, ресницы-то — что копья!.. Думал, что сурьмит их, как боярыни наши, — нет, сами собою черны: иначе от слёз бы размазалось. И до чего же сама бела — в молоке её купали, что ли?..»

В не осохших ещё от слёз глазах Дубравки стояли блики и косоугольники света: словно бы окна в небо!

Ей не понравилось его долгое молчанье.

— Отчего ты молчишь? — спросила она, готовая разгневаться.

Он спохватился и отвечал ей:

— Нет, Дубравка, правильно мыслит твой отец и брат мой и государь многомудрый Данило Романович, дай бог ему здоровья!.. Правильно мыслит, ибо держава его к Карпатам прилегла! Когда бы я сам стоял на Карпатах, то и я, быть может, так же мыслил. Две тыщи вёрст Батыю тянуться до него!.. А я... — Тут Невский поправился: — А супруг твой, князь Владимирский, не так должен мыслить!.. Одно то возьми: Батый грозился, когда мы с Данилом Романовичем повенчали вас: «Малахаем своим до Владимира ихнего докину — и нет города!..» А в малахае том... триста тысяч конных сатанаилов! С кем он, Андрей твой, противостанет ему?! Ещё же и нового народу не подросло!..

— А как же Андрей должен мыслить? — спросила Дубравка.

Невский оглянулся в сторону лесной опушки.

Дубравку рассердила эта его осмотрительность.

— Ты скоро станешь думать, что вот эта берёзка тебя подслушивает?