Алексей Югов - За землю русскую. Век XIII

Главным, препятствием к сватовству и в глазах короля, и дворян его, и епископа трондхеймского было то — как сообщал затаённым письмом посланник, — что Александр якобы платит дань татарам. И Михаилу Фёдоровичу немало пришлось побиться над тем, чтобы доказать норвежцам, что только десятиною в пользу Орды и ограничивается вся зависимость Руси от монголов и что Александру и брату его, Андрею, удалось отстоять и право войны, и право мира, и право заключенья союзов, что но отнят и суд у великого князя Владимирского и что не обязан он отнюдь поставлять в войско Батыя, Сартака или Менгу хотя бы одного своего человека. Что же касается самого конунга Александра, то король Хольмгарда и вовсе ничего не платит ханам. Так что госпожа Кристин отнюдь не будет женою татарского данника. И в том Михаил Фёдорович, «рыцарь Микьян», дал руку.

«И вот теперь всё, всё пойдёт прахом!.. Восстание!.. — презрительно думал Александр. — Мнится ему, безумцу, что как на псовую охоту выезжают: рога, шум, ор, крик!.. Эх, власти моей над тобой нет!..»

На словах же он высказал брату мягкий попрёк в бесхозяйственности и расточительности. Тот вспылил:

— В нашем роду все щедры!.. Разве только батя один был прижимист. Вот и ты в него.

— А я так думаю, Андрюша: расточительный — то одно, а щедрый — то другое!..

— Вечно учишь! — рассердился Андрей. — Похвального слова от тебя не слыхивал!

— Как? А за белого кречета, что хану ты подарил?

— Да и то не без ругани!

— Стало, заслужил! — невозмутимо ответствовав Невский. — За кречета похвалил, а за кумыс Чаганов ругать буду!..

Андрей вскочил и забегал по комнате, время от времени останавливаясь и дёргая себя за тонкий и вислый ус, перечеркнувший тщательно выбритый маленький, подбородок.

— Хозяев много со стороны! Каждый проезжающий волен моих воевод, волостелей снимать, а своих втыкать.

Невский презрительно промолчал. Андрей ещё больше разжёгся.

— Ты проездом Генздрилу моего за что снял? — спросил он заносчиво.

— То моя отчина. Ответа перед тобой не даю. Снял, — значит, не годен: утроба ленивая, грабитель, негодяй, насильник. У себя на вотчине что хочу, то и молочу!.. И довольно про то! — отвечал старший.

Александра тоже начинал разбирать гнев.

— Ладно! — воскликнул Андрей. — То твоя отчина. А на Вятке? А на Волоке?

— То к Новгороду тянет!

— Вой оно что! — и Андрей даже присвистнул в негодованье. — Когда ты в Новгороде, то к Новгороду тянет! А как прогонят тебя купцы новгородские, сядешь у меня на Владимирщине, то уже другое поёшь: долой отсюдова, господа новгородцы!.. В батю весь!..

— И тебе бы неплохо!..

Андрей не сразу нашёлся что отвечать.

— Да ты не отводи, Александр! Я тебя в самом деле спрашиваю: зачем ты своих людей навтыкал, моих снявши?

— Сам ты просил об этом, — возразил Невский. — «Будешь, Саша, проезжать, — не чинись, накостыляй кому надо шею: таможник ли он, боярин ли, наместник ли из моих... И гони его прочь, коли негоден!..» Разве не говорил ты?

— Говорил. Но не говорил, что из своей дружины ставь.

— Добрых людей тебе ставлю. Мне самому те люди дороже плотников.

— Себе их и оставь. Мог бы и не военных ставить людей!

— Военный-то расторопнее, — попробовал отшутиться Александр.

Но Андрей ещё больше разжёгся. Видно было, как на его крутом лбу, над виском, прыгает жилка.

— Я давно хотел с тобой поговорить, — сказал он. — Устал я под рукою твоею ходить! Люди смеются...

— В каком ты это альманахе вычитал? — насмешливо спросил Александр и глянул на брата синими, потемневшими, как море в непогодь, очами своими.

— Не в альманахе, а все говорят: не знаем-де, кто у нас княжит во Владимире? Ты мостнику моему, купцу именитому, за что рыло в кровь разбил?

— Я мостнику — рыло? Какому? Когда?

— Акиндину Чернобаю... на мосту проезжаючи.

— Плохо ж ты знаешь меня! Стану я руки марать о каждую морду! Я слово ему сказал некое — и он вдруг кровью облился. Я тут ни при чём.

— Без своей опеки шагу ступить не даёшь... То «зачем пьёшь?», то «зачем...», — Андрей глянул на Дубравку и замялся. — То одно неладно, то другое! Знаешь, я ведь уже не маленький!..

— Хуже! — жёстко произнёс Александр. — Ты безрассуден. Кумыс, царевичем для твоей княгини посланный, псам на псарню отправил!

— Надоел ты мне с этим кумысом! Псы его лакали и будут лакать.

Александр поднялся: он весь был сейчас как бы одной сплошной волной гнева.

— Смотри, Андрей!.. Страшно слушать безумия твоего! Как бы крови твоей псы не налакались!.. Помни: я тебе не потатчик!..

— Не бойся. Не донесу! Сиди себе в своём Новгороде!.. Все знают: ты только на немцев храбрый... А тут...

— Что «тут»? Договаривай! — закричал Александр.

— А тут... у стремени Батыева до конца дней своих станешь ходить... да и нам велишь всем... да и детям...

И вдруг голос у Андрея пресёкся слезами, и, застыдившись этого, он отвернулся и отошёл в дальний угол.

И это сломало уже готовый рухнуть на его голову гнев Александра.

Невский молча глянул на Дубравку, покачал головою и почему-то на цыпочках, словно бы к тяжелобольному, подошёл к брату и обнял его за плечи.

— Ну, полно, безумец, — ласково проговорил он. — И что это у нас с тобою сегодня? Да ведь у нас с тобою и лён не делён!..

Разговор о татарах продолжался и после того, как братья помирились. Не открывая старшему ни сроков, ни ближайших своих мероприятий, великий князь Владимирский уже не скрывал от брата принятого им решенья помериться силами с Ордой.

— Не тянуть надо, а дёргать! Всё принести в жертву, и свалить!

И снова, сдержав гнев свой, Александр принялся объяснять брату, почему несвоевременно будет сейчас любое движенье против татар.

— Нельзя, нельзя нам против татар восставать! — говорил Невский, как бы вдалбливая это своё глубокое убеждение в голову брата.

— А почему? — заносчиво спросил Андрей, останавливаясь и вполоборота взглядывая на брата.

И в это мгновенье Дубравка искренне любовалась мужем. «Словно кречет...» — подумалось ей.

— А потому нельзя, — продолжал Александр, — что на Запад почаще оглядываться надо...

— Какую истину изрёк! — насмешливо воскликнул Андрей Ярославич. — Или я младенец!.. А что Запад? Германия вся в бреду...

— А Миндовг?

— Что ж Миндовг?.. Ты сам знаешь; с Данилом Романовичем...

— Данило Романович благороден. Перехитрить его мудрено. Но верою его злоупотребить можно... Так слушай же: Миндовг с Данилом Романовичем роднится, а сам корону от папы приемлет! Епископ кульмский, брат Гайдепрайх, он безвыездно — ты про это знаешь? — у него, у Миндовга, живёт. Вместе с ним и переезжает. Так ты сперва Миндовга от магистра, от Риги, оторви, а потом...

Но и здесь, хотя всем троим понятно было, что «потом», Александр предпочёл не договорить, а только многозначительно усмехнулся.