Таисия Наполова - Наталья Кирилловна. Царица-мачеха

— А ты, Сергеич, поправь завещание-то. Или не на тебя государь положил все дела? И кто может возбранить тебе вписать в завещание Петрушу?

— Не дело говоришь, царица-матушка.

— Отчего же не дело? Позови на совет товарищей своих.

— Совет я и сам могу дать, хотя бы и самому царю. Да станет ли он слушать моего совета?

— Отчего же не станет? Я всё это загодя обдумала. Ныне ко мне придёт князь Фёдор Куракин. Говорит, дело важное ко мне есть. Я исполню его просьбу. А ему самому велю быть вместе с тобой у царя. Пусть всё при князе Куракине будет, когда станешь царю совет давать, дабы вписал в завещание Петрушу.

Наталья поднялась, сказав:

— Не будем откладывать доброе дело. Пройди в кабинет царя да и составь новую завещательную грамоту.

Досужий в подобного рода делах Матвеев быстро написал завещание. Вскоре Наталья вошла в кабинет. Они долго читали и перечитывали каждую строку нового завещания: «А царства все мои и великие княжества, всё государство и земли, и власть самодержавную, и короны все, и кресты дедовские и прадедовские, скипетр и державу, бармы и шапку Мономахову завещаю и приказываю я сыну моему старейшему, царевичу Фёдору, со братом его младшим царевичем Петром. До несовершенных лет быти старшему брату Фёдору попечителем в место отцово младшему Петру. А как настанет его царское совершение лет, три на десять объявити его всенародно соправителем царств?. А до тех пор опеку и заботу о младшем царевиче вручаю матери его, царице Наталье, и мужам совета испытанным: боярину Артамону Матвееву, да князю Ромодановскому, да князю Борису Голицыну с боярином Абрамом Лопухиным, да боярам Кириллу Нарышкину, Фёдору Головину, Петру Прозоровскому, да иным боярам и князьям, коих царица с советниками на то изберёт».

Довольные собой, словно завещание уже было подписано царём, Матвеев и Наталья подкрепились добрым вином тут же в кабинете. Затем Матвеев пошёл в свой особняк, а царица стала ждать князя Фёдора Куракина.

Дядьки царевичей имели особое влияние на умы и сердца своих подопечных. В царской семье они считались родными. Выбирали на эту должность людей именитых и незаурядных.

Будучи князем знатного рода, Фёдор Фёдорович Куракин отличался волей, мужеством и многими личными достоинствами. Царь Алексей почитал и любил его, а сам князь был сердечно привязан к царю. Когда тот заболел, князь переживал его болезнь как свою личную беду.

Князь Фёдор первый заметил признаки болезни царя, и они показались ему подозрительными. То был здоровым и полным сил, а то вдруг начал таять, как воск. Возникли ранее не свойственные царю обмороки. Ноги слабели, и сам он стал оплывать. Появилась непонятная сонливость. И, главное, не делалось ни малейшей попытки стряхнуть с себя болезнь или хотя бы выйти на свежий воздух, покататься в санях. О своей любимой охоте даже не вспоминал.

Подозрительным казалось князю Фёдору и то, что царские врачи Стефан фон Гаден и Кастериус принимали загадочный вид. Князь Фёдор хотел было поговорить с ними — уклонились. Царевна Софья первая забила тревогу, позвала лекарей со всей Москвы. И, только когда члены царской семьи потребовали собрать совет лекарей, один из них, Иоганн Гутменш, от имени всех заявил, что надо быть готовым ко всему. Он был столь дерзок, что заговорил о святом причастии: самое-де благое дело не упустить бы время. И тотчас же Матвеев засуетился, побежал к Наталье. Она же заодно с ним стала уговаривать царя: «Ах, ранее надо было бы... Не проглядеть бы... Прими, государь, святых даров, и разом силы у тебя прибудет. Я скажу патриарху...» Царевна Софья и царевич Фёдор упросили отца не спешить.

Князю Куракину давно также казалось, что дети Алексея почуяли что-то неладное: дежурят у постели отца, а Матвеев их прогоняет. Вся душа изболелась у князя, и он решил поговорить с царицей Натальей. Он давно заметил, что Матвеев не пробует снадобье, когда подносит его царю, и не допивает остатки, как испокон веков водится в царском обиходе: иначе как дознаешься, что в снадобье не положили отравы?

Куракин думал, что он без особого труда убедит Наталью навести в этом деле порядок. Если Алексей умрёт, дети останутся совсем махонькими. И кому сама Наталья будет нужна? Повторит судьбу прежних цариц. Монашка.

Однако у князя не было уверенности, что он справится со своей задачей, ибо волей царицы Натальи владел Матвеев. А что это был за человек и что у него на уме, наверное, не ведал никто в целой державе. Почему он взял такую власть, можно было понять, зная его характер, исполнительность, европейскую воспитанность, осведомлённость, достоинство продуманных речей. Царь ему во всём доверял. Внешние дела вершились его именем. Властолюбие его было безгранично, и князь Куракин порой думал: «А не мечтает ли этот первый вельможа о царской короне?» К князю не раз приходили подозрения, что в лекарство для царского питья подмешивался яд. Кем же ещё, как не Матвеевым! И что тому дивиться? Люди уже открыто говорят, что он держит при себе человека по кличке Араб, который ведает у него «Чёрной книгой». Для добра ли у себя в доме хранят такую книгу?

Будучи человеком долга, прямым и непреклонным, князь Куракин решил высказать царице свои подозрения.

Она встретила его взглядом от самой двери, и ему показался благосклонным её взгляд. Куракин вспомнил, что при дворе царя Алексея особо почитали князей Гедиминовичей. Может быть, потому, что предок покойной царицы Марии Ильиничны был выходцем из Литвы. А князья Куракины были боярами ещё в XVI веке и занимали видные места в думе, ведали рядом приказов, были полковыми воеводами.

Царица Наталья указала вошедшему князю на кресло перед столом, за которым сидела.

— Благодарствую, князь, что навестил меня в столь горькие для меня и тревожные дни.

Она помолчала, ожидая, не скажет ли он в ответ какое слово, но он тоже молчал. Однако она быстро сообразила, что не пришла ещё нужная минута.

— Вижу, и ты сумный, князь...

— Ныне был у царя-батюшки... Царевна Софья и царевич Фёдор не отходят от его ложа. Софья-царевна сильной воли, крепится, сколь можно. А царевич Фёдор весь истаял от слёз...

— Душа у Фёдора жалостливая. Почтительный отрок, — нашла нужным похвалить царица и, подумав немного, добавила: — Мой Петруша хоть и мал, а понимает. Ныне гляжу — плачет. Спрашиваю: «Ты чего это?» Говорит: «Государь-батюшка весь изболелся. Жалко, не помер бы».

На устах Натальи замерли готовые было сорваться слова: «Как думаешь, князь, не пора ли вставить в завещание имя царевича Петра?» Но она согнала с лица озабоченность, спросила:

— С чем пожаловал, князь? Что заботит тебя?

— Я, государыня-матушка, просьбу тебе низкую принёс и заметки свои. Хоть и жалко озаботить тебя...