Мишель Зевако - Борджиа

Шевалье каждый вечер занимался странным делом. Спадакаппа выходил из Монтефорте с маленькой тележкой, покрытой чехлом. Именно эту тележку охранял Рагастен.

Много людей входило и выходило из города, поэтому никто не обратил внимания на эти регулярные прогулки шевалье.

Армия союзников сконцентрировалась на большой равнине перед Адским ущельем. Эта равнина называлась Пьяноза. Туда же направлялось и войско Чезаре. Таким образом, противники оказались в видимости друг друга, разделенные расстоянием всего в одно лье. Можно было с уверенностью сказать, что они готовятся к сражению.

Однажды вечером, возвращаясь из очередной таинственной экскурсии, Рагастен, проехав в ворота, заметил в толпе входивших в город людей женщину, силуэт которой ему показался знакомым. Он подстегнул лошадь, но плотная толпа не позволила ему приблизиться к заинтересовавшей его даме. Пока он добирался до угла улицы, возле которого промелькнула женщина, ее и след простыл.

Рагастен галопом проскакал по улочке, заглянул в соседние переулки, но поиски оказались тщетными. Он вынужден был отказаться от погони за мимолетным видением, пробормотав:

– Видно, игра воображения! Это же невозможно!..

Прошло еще два-три дня. Рагастен уже совсем забыл о вечернем происшествии.

И вот князь Манфреди и граф Альма объявили наутро нападение на вражеский лагерь. Для подготовки атаки они созвали совет всех присутствующих в городе синьоров. На рассвете оба военачальника должны отправиться на месте сражения. Рагастен присутствовал на совете, как и Беатриче.

После совета Рагастен вернулся во дворец Орсини и тщательно проверил амуницию и оружие. Уверившись в их надежности, он с аппетитом поужинал и собирался лечь спать. Но сна не было; мысли его все время возвращались к Беатриче.

Возможно, ему предстоит умереть, и он захотел увидеть любимую в последний раз и рассказать ей, как он страдает! После тщетных попыток уснуть он наконец решился выйти на улицу. Ноги сами несли его к графскому дворцу. Двери были, конечно, закрыты, и он пошел вдоль решетки парка. Потом он остановился, прижавшись лицом к решетке. Он пытался проникнуть взглядом в темноту, но ничего не увидел.

Неожиданно для самого себя Рагастен залез на решетку и спрыгнул в парк.

Куда идти? Ориентировался он с трудом. И он пошел вперед без какой-либо определенной цели, словно ночной разбойник. Внезапно он оказался перед гранитной скамьей, где несколько дней назад видел княгиню Манфреди. Она и сейчас была там! И в одиночестве.

Рагастен не раздумывал. Он увидел княгиню и пошел прямо к ней. Примавера его сразу же узнала. Она видела, как он подходит, и не выказывала удивления… Она была уверена, что шевалье придет.

– Синьора, – сказал он, – простите, что я осмелился явиться перед вами в такое время…

– Я вас прощаю, – ничуть не смутившись, ответила она. – Но как вы вошли?

– Перелез через решетку, – попросту ответил он и, так как княгиня сделала, как показалось ему, осуждающий жест, продолжил: – О! Не поймите мой поступок неправильно. Клянусь, мое сердце полно искренним уважением к вам…

Она улыбнулась.

– Это уважение толкнуло вас на такие рискованные действия.

– Прикажите, и я уйду…

– Нет… Останьтесь.

И добавила, причем в голосе ее слышалось волнение, которого она не смогла скрыть:

– Не упрекаю вас за столь опасный поступок… Шевалье, вы, конечно, хотите сказать мне нечто важное.

– Я хотел, синьора, сказать вам вот что: завтра мы будем биться, я окажусь в первых рядах рукопашной, вполне возможно, что сейчас вы видите меня в последний раз… Если я умру, то было бы несправедливо не сказать вам, что я погиб, осчастливленный тем, что сохранил жизнь вам. И какое мне дело, мне, иностранцу, наемному солдату, до того, будет Чезаре повелителем Италии или нет. Это для вас, для вас одной, я рискую жизнью; последняя моя мысль будет о вас, так же как я постоянно думаю о вас с момента нашей встречи на Флорентийской дороге. И наконец, синьора, я люблю вас…

Она не прерывала шевалье, а слушала серьезно, глядя говорившему прямо в лицо. Шевалье закончил слегка приглушенным голосом:

– Вот это я и хотел сказать вам, синьора. Простите мою грубую откровенность, простите, что не смел украсить свое признание в соответствии с условностями, с уважением, которое я должен питать к княгине Манфреди…

Она протянула руку, чтобы остановить его. В душе ее, казалось, шла в течение нескольких секунд жестокая борьба. Потом она поглядела прямо в глаза Рагастену и медленно и очень серьезно произнесла:

– Князь Манфреди мне не муж…

У шевалье закружилась голова. Он боялся, что не расслышал, не понял этих слов, а то и просто придумал их.

– Что вы этим хотите сказать, синьора? – пробормотал он.

– Я выбрала князя, – продолжала она, – потому что не хотела выходить замуж ни за кого из синьоров, питавших ко мне сердечные чувства… Три месяца я буду невестой князя… А если через три месяца князь откажется от своего великодушия, если супруг победит в нем отца, каким я его всегда считала…

Она прервалась, подавленная, но не испуганная, а только сильно взволнованная признанием, готовым сорваться с ее губ…

– О! – прошептал Рагастен. – Скажите всё до конца!

– Хорошо! Тогда, шевалье, смерть соединит тех, кого разлучила жизнь!

Рагастен слабо вскрикнул и упал на колени, покрывая страстными поцелуями маленькую ручку, протянутую к нему.

– А теперь, – сказала она, успокаиваясь, – уходите, шевалье… Если вы погибнете завтра … или в какой другой битве, будьте уверены, что мои и ваши мысли составляют одно целое… Идите…

Рагастен поднялся.

– Я ухожу, – пылко проговорил он, – но не раньше, чем скажу вам, что отныне я бросаю вызов смерти и переверну целый мир, лишь бы завоевать тебя!

И в то же время он, не давая ей возможности защититься, обнял ее тонкую талию и прижался своими пылающими губами к устам Примаверы. Она упала почти без сознания на скамью, а шевалье, потерявший голову, безумный, кусал себе до крови губы, чтобы не закричать от счастья…

Рагастен поспешно исчез в парке, а час спустя Примавера вернулась в свои покои…

А надо сказать, что немного позади гранитной скамьи, у которой произошло описанное нами свидание, высилась старая плакучая ива; ее ствол со всех сторон был прикрыт спускающимися до самой земли могучими ветвями. Ива была старой, и ствол наполовину сгнил. Через пару минут после ухода Примаверы тень от ствола раздвоилась, а точнее сказать, от ствола отделилась какая-то человеческая фигура… Это была женщина.

Она проводила взглядом удаляющийся в ночи белый силуэт Примаверы и захохотала:

– Трогательная встреча!.. Идиллия в самом разгаре… Они без ума друг от друга и даже не догадываются, что приближается трагедия!..