Геннадий Турмов - По дуге большого круга

Остается добавить, что Евгений ни в милиции, ни в школе не обмолвился и словом о том, что знает одного из тройки слободских бандитов. Однажды весной, когда наступила жаркая пора выпускных экзаменов, тот поджидал его в темном переулке и, сплюнув на землю с изящным мастерством, выдавил:

– Ты, паря, извини. Ошибочка вышла. Больше тебя никто из наших не тронет.

И пошел, не оглядываясь, разболтанной походкой, держа руки в карманах и тихонько насвистывая какую-то блатную мелодию.

А Евгений подумал, что эта ошибочка могла стоить ему жизни, если бы не холодные ледяные наросты в колодце, или тюремной решетки, если бы не горячее сердце директора школы.

Несмотря на то что в зрелом возрасте Евгений Петрович ежедневно встречался с молодежью, он почувствовал, что постепенно отстает от века. Он даже и не заметил, как на его глазах произошло слияние песни с танцем, а, может, даже и со спортом – гимнастикой и легкой атлетикой.

Певцы и окружающие их подтанцовщики (надо же, такой термин придумали!) во время исполнения простенькой песенки набегают на сцене, наверное, десятки километров. Потные и в мыле предстают перед зрителями представители модной «попсы». А он вот не мог себе представить кумиров своего времени, делающими кульбиты на сцене.

Воспитанная на «попсе» молодежь, дергающаяся не только под музыку, сколько под ритмы и речетатив безголосых певцов, просто не воспринимает и не может, если бы и захотела, музыку настоящую. Вот так и шагаем мы:

– Назад! К барабанам!

В жизнь Жениного поколения музыка входила посредством круглых черных репродукторов военного и послевоенного времени. Просыпались тогда под музыку «Рассвет над Москвой-рекой» из оперы «Хованщина» Мусоргского, а засыпали под веселые арии из оперетт советских композиторов, из которых чаще всего звучала «Свадьба в Малиновке» Александрова.

Но ведь одно дело слушать музыку, а совсем другое дело – играть самому на каком-нибудь музыкальном инструменте. Перед выпускным классом у Евгения невесть каким образом оказалась во владении семиструнная гитара, и он не мог вспомнить – откуда. Что не покупал ее и что ее ему не дарили – это точно! Ну, в общем, появилась у него гитара, и все! Он приобрел пару «Самоучителей игры на гитаре», освоил азы нотной грамоты и так терзал гитарные струны, что его стали попросту выпроваживать из дома на улицу. Однажды, когда он в очередной раз закрылся в комнате, аккомпанируя на гитаре и старательно выводя слова:

– Семиструнная гитара до сих пор в ушах звенит… – дверь неожиданно открылась, и отчим насмешливо проговорил:

– Что в ушах звенит – это точно!

И попросил пойти с гитарой на сопку перед домом, благо стояло лето. Усевшись на пеньке, немного побренчав на гитаре, Евгений призадумался о бренности жизни и внезапно вздрогнул, увидев, как к гитаре протянулась чья-то рука с татуировкой на пальцах. Он повернулся и увидел соседа из нижнего двухэтажного дома, с золотой фиксой на переднем зубе и косой челкой на лбу. Одет тот был в брюки и сетчатую майку, сквозь которую просвечивало расписанное татуировкой с куполами, крестами и кинжалами крепкое и смуглое с буграми мускулов тело.

– Дай-ка сюда струмент, – пробасил он.

Подстроив струны и взяв несколько аккордов, сосед заиграл. Ни до, ни после, ни на концертах именитых музыкантов в больших концертных залах Евгений не слышал столь виртуозной игры. Он с завидной легкостью исполнял известные и неизвестные мелодии. Сосед внезапно прервал игру, бережно передал гитару Евгению и бросил кратко:

– Приходи завтра.

Сосед по кличке «Артист» недавно вернулся из заключения и был «бандитом», как перешептывались между собой осторожно жители окрестных домов.

С нетерпением ожидая очередной репетиции, Евгений бегал на сопку, слушал игру Артиста, получая уроки и затрещины, если неправильно брал аккорды. Артист с Женей особо не церемонился, а тот мужественно терпел и жаждал хоть немножечко приблизиться к тому мастерству, которым обладал его учитель и мучитель. Через месяц Артист не пришел на сопку и навсегда исчез из его жизни. А полонез Огинского, которому он научил, Евгений еще долгое время исполнял на гитаре, но, как правило, для себя самого.

В выпускном классе Евгений написал песню и напел ее учителю пения. Учитель был из военных дирижеров, летом ходил в кителе без погон, а зимой в шинели. В одном классе с Евгением училась его дочь, девушка с грубыми чертами лица, инвалид: у нее не было руки и ноги, которые она потеряла еще в детстве в Западной Украине, когда бандеровцы бросили гранату в клуб, где собирались на какое-то торжество офицеры с семьями. Мать ее погибла, а отец запил горькую и оказался после демобилизации в дальневосточном шахтерском поселке.

Но у Марии, как звали его дочь, оказался от природы красивый голос, исключительной чистоты, красоты и силы. Она, казалось, не чувствовала своей ущербности, и смело, нисколько не смущаясь, выходила на сцену, ковыляя на одном протезе и придерживая левой рукой другой протез на правой руке.

Но если во время ее пения закрыть глаза, не смотреть на сцену, а просто слушать ее голос, завораживающий и чувственный, то большего удовольствия придумать было просто невозможно.

Евгений пришел к ним в дом. В маленькой комнатушке, клубился табачный дым, пахло водкой и крепким одеколоном. Когда он, стесняясь, напел слова своей песни, учитель проиграл мелодию на пианино, чудом вместившееся в эту невообразимую тесноту. А потом он спорил с человеком, оказавшимся в это время в комнате. Они говорили о какой-то «кафе-шантанности», употребляли замысловатые музыкальные термины, прерывая разговор только на то, чтобы выпить очередную рюмку, вернее, граненый стакан водки.

А потом было несколько концертов школьной самодеятельности, в том числе и на городском смотре, на котором Мария пела эту песню, а Евгений аккомпанировал на гитаре.

Принимали их всегда тепло, аплодировали долго и даже вызывали на бис. Они заработали не одну почетную грамоту.

…Вторым музыкальным инструментом, на котором Евгений научился играть, был аккордеон, вернее, его «четвертушка». Эти мини-аккордеоны распространялись по Советскому Союзу с помощью каталога «Товары – почтой».

Заработав за лето на стройке немного денег и отдав добрую половину матери, на оставшиеся Евгений и выписал по почте этот музыкальный инструмент. Обложившись «Самоучителями игры на аккордеоне», он выучил кое-какие немудреные мелодии, что-то подбирал по слуху, а потом подошла пора выпускных экзаменов в школе, потом вступительных в институт. Когда, уже став студентом, Евгений хватился своего аккордеона, то все трое братьев, плутовато отводя глаза, клятвенно божились, что не видели, не трогали, не брали, не играли, да и зачем он им этот аккордеон… На следующий год такая же участь постигла и «беговые» коньки с ботинками, и финские лыжи с настоящими бамбуковыми палками.