Анри Кок - Последние из Валуа

Этим предметом оказался не монах, как решил виноградарь: то была женщина. Но, по правде сказать, предположение Матиаса Бержо, пусть и ошибочное, имело свое оправдание, так как вышеупомянутая женщина была в коричневом платье и накидке того же цвета, очень похожих по форме на монашеское одеяние.

Передвигалась она с трудом, опираясь на посох. Оказавшись уже в нескольких шагах от крестьян, она вдруг остановилась и голосом, скорее раздраженным, нежели жалобным, спросила:

– Вот, значит, как привечают несчастных в этой деревне? Спуская на них собак?

– Красавчик!.. – рявкнул Матиас Бержо. – Если я сейчас подойду, разбойник, уж ты у меня схлопочешь!

И, уже обращаясь к своей половине, он прошептал:

– Это женщина…

– Слышала, не глухая, – проворчала Пьеретта. – Должно быть, нищенка.

Красавчик наконец изволил, хотя и с очевидным неудовольствием, пропустить нищенку.

– Наша собака не привыкла видеть в столь поздний час возле нашего дома незнакомцев, потому так и беснуется, – сказал виноградарь. – Но не всё, что шумит, кусает! Присаживайтесь, вот мой стул. Не желаете ли покушать или выпить чего? Мы рады поделиться тем, что имеем.

Нищенка села, скорее даже упала, на предложенный стул, а затем промолвила:

– Я не голодна, но стакан воды выпью с удовольствием.

– Воды пополам с вином, – сказала Пьеретта. – Утомленному человеку полезно выпить немного вина.

– И было бы странно, – добавил Матиас, – если бы в доме виноградаря пили одну воду!

Пьеретта принесла на тарелочке наполненный до краев кубок; нищенка выпила его одним залпом.

– Гораздо лучше одной воды, правда? – заметил Бержо.

– Я ведь сейчас в Ла Мюре, так ведь? – спросила нищенка, не обращая внимания на добродушное замечание виноградаря.

– Да, – ответила Пьеретта. – Вы, быть может, идете к кому-то из деревни?

– Я иду – или, скорее, шла, так как уж и не знаю, хватит ли мне сил дойти – в Лесной домик. Вы такой знаете?

– Черт возьми! Знаем ли мы Лесной домик!.. Жилище Жерома Бриона!.. Разумеется!

– Это далеко отсюда?

– Вовсе нет! Слева, вон там, прямо напротив нашей двери, если бы было светло, вы бы увидели тропинку, что бежит через поле. Так вот: она ведет прямо к Лесному домику… Вы, должно быть, где-то слышали, что там можно остановиться на ночлег?

Нищенка утвердительно кивнула.

– Да, – сказала она. – В Монтеньяре меня заверили, что Жером Брион – добрый человек, который не откажет мне в охапке соломы в уголке гумна, на которой смогут передохнуть мои разбитые, наболевшие члены…

– О, да! – сказал Матиас Бержо. – Жером Брион действительно добрейшей души человек… но мне кажется, что и кроме него есть еще добрые люди в Ла Мюре… Если вы очень устали, то вместо того, чтоб идти в Лесной домик, могли бы…

– Что? Что? Что она могла бы? – оборвала мужа Пьеретта, ударив кулаком по спине. – Что она могла бы? Ты никак сошел с ума? Разве у нас постоялый двор, чтобы принимать всех? Женщине указали Лесной домик – так пусть туда и идет. Разве что, чтобы не заблудилась, ты проводишь ее.

– А! Да-да, конечно… я с удовольствием провожу вас, голубушка, – сказал Бержо, поспешив обуздать, при посредстве жены, свой порыв великодушия и сострадания. – Пьеретта права: вам здесь было бы неудобно, между тем как в Лесном домике…

– Что ж, пойдемте, – молвила нищенка, вставая. – И спасибо за информацию и стакан вина, мадам.

– Не за что! – отвечала Пьеретта. – Всякий делает, что в его силах… мы люди бедные и не можем следовать позывам нашего сердца… Доброго вечера!

– Не желаете ли опереться на мою руку? – предложил Матиас Бержо, когда они чуть отошли от дома.

– Нет, – ответила нищенка. – Вам было бы не так-то просто подладиться под мою походку.

– Вот как! Но почему же?

– Потому что она у меня не такая, как у всех.

– А!

Виноградарь не понимал; лишь через несколько минут ходу рядом с нищенкой он увидел, хотя и не смог себе этого объяснить, что та имела в виду, говоря, что ее походка не такая, как у всех . И в этом она сказала истинную правду, так как ее метод передвижения был крайне необычным: на его пять шагов в заданном направлении она делала четыре вперед и два назад, продвигаясь вперед очень медленно, продвигаясь и в то же время отступая назад.

– Ого! – изумился Матиас Бержо после третьего или четвертого замеченного им повторения такого хода своей спутницы. – Долго ж нам так придется идти! С чего это вам взбрело в голову продвигаться вперед и тут же отступать назад?

– Это результат одного обета, – отвечала незнакомка серьезным голосом. – Только не смейтесь, мой друг: любой искренне исполняемый обет заслуживает уважения. Я поклялась дойти так от Парижа до Рима.

– Правда? И когда вы вышли из Парижа?

– Три месяца тому назад.

– Гм… Не много же времени – с вашей-то манерой – у вас ушло на то, чтобы преодолеть сто сорок льё! Однако вы правы: раз уж эта манера – результат данного вами обета, мне не стоит над нею смеяться. Разве что ног ваших жалко.

– У нашего Господа Иисуса Христоса они были в еще более жалком состоянии, когда его распяли.

– Да-да, конечно… Честное слово: я вами восхищаюсь! Это так прекрасно – страдать ради Господа! Да и этот поход в Рим вы, вероятно, предприняли для того, чтобы просить о чем-то святого отца?

– Да. Я совершила дурной поступок и теперь хочу попросить за него прощения перед папой.

– Ого!.. Я сильно удивлюсь, если папа вам его не дарует, так как, на мой взгляд, вы его заслужили… Но потерпите немного: еще шагов двести-триста – и мы будем у Лесного домика. Триста шагов для меня… так как вам их придется сделать как минимум на треть больше… Но что с вами? Вам нездоровится?.. Сможете идти?

Нищенка остановилась и, пошатываясь, согнулась вдвое.

– Да, нездоровится, – пробормотала она. – Знали бы вы, как я страдаю!

– Ночь хорошего отдыха пойдет вам на пользу.

– Вы уверены, что Жером Брион не откажет мне в гостеприимстве?

– Абсолютно уверен!.. Хоть он теперь и самый богатый человек в Ла Мюре, сердце у него по-прежнему золотое. Барышня для него ни на что не поскупилась, хотя и других, в общем-то, не обидела.

– Барышня ? Что еще за Барышня ?

– Действительно, какой же я глупец! Ведь вы не можете ее знать… Видите ли: Барышня – наша добрая фея, которая покровительствует Ла Мюру в целом и Жерому Бриону в частности. С тех пор как она тут поселилась, Жерому Бриону, не на что больше жаловаться: раньше у него было две коровы в стойле, а теперь – четыре. Его жена Женевьева и дочери Луизон и Антуанетта обзавелись красивыми праздничными платьями. А совсем недавно он еще и виноградник купил. Конечно, никто у нас не завидует счастью Жерома, так как, повторюсь, он – прекрасный человек, однако ж вот бы мной так заинтересовалась фея!.. Я тут намедни просил у нее пять экю, которых мне не хватало для покупки осла, так на отказ нарвался, хотя, казалось бы…