Николай Коняев - Ревизия командора Беринга

Лаптев говорил гак, отвечая на вопрос, который прочёл в глазах Чирикова. Самого, похоже, нисколько не огорчало, что засиделся в мичманах. Весёлым и беззаботным, как и во времена юности, остался Харитон Прокопьевич.

Чириков вздохнул. Не хуже Лаптева знал он о догнивающем в гаванях флоте. Только что же время? Другого всё равно нет... В этом времени служить надобно.

— Это верно, Алексей Ильич! — беззаботно согласился Лаптев, но дрогнул его голос. Пытаясь скрыть прорвавшееся волнение, опустил он голову, побарабанил пальцами по столу. — А помнишь? — сказал он. — Какие раньше празднества были, когда спускали корабли на воду?

Улыбнулся Чириков — такое не забывается. Только закроешь глаза и сразу видишь себя, застывшего в строю учеников Морской академии. Гремят фанфары. Сияет солнце. Вот громыхнула пушка — это показался император, окружённый свитой. Всё ближе они. Впереди, в голубом кафтане с золотым шитьём, сам государь. Весело сияют его грозные очи. И снова палят пушки. Под бой барабанов и звон литавр сползает со стапелей новый фрегат...

Сколько таких дней было? Не упомнить... Солнечный свет этих дней различал Алексей Ильич и сквозь тьму полярных ночей, и сквозь липкие, затянувшие морскую даль туманы.

Празднично-ярким был свет тех дней молодой России. Резало этим — совсем из другой жизни! — светом и глаза Лаптева. Загородившись ладонью, сморгнул навернувшуюся слезу. Задышал шумно.

— Чего, мичман, в Сибирскую экспедицию не просился? — сжимая кулаки, чтобы пересилить поднимающееся отчаяние, спросил Чириков. Уже не как однокурсник, а как старший по званию спросил.

— А пошто проситься? — со злостью ответил Лаптев. — Немцев, и тех, говорят, не всех брали...

— Дмитрия-то зачислили...

— Дмитрия зачислили... — эхом откликнулся Лаптев. — Чего переживать теперь? И небываемое бывает... Я на «Митау» служу. Слава Богу, команда хорошая. В море, не в пример другим кораблям, выходим. А тебе, господин капитан, я успеха желаю!

— И тебе, Харитон Прокопьевич! — обнял его Чириков. — И удачи!

Удача любому нужна, хоть капитан ты, хоть мичман. И кого выберет ветреная капризница — никому не ведомо. Харитону Лаптеву удача пока не благоволила...

Меньше года оставалось ему плавать на «Митау». Окружённый французским флотом, так внезапно превратившимся во врага, его фрегат будет захвачен на Гданьском рейде. Ни матросы, ни офицеры «Митау» так и не поняли, что же произошло. Слишком стремительным и нелепым было пленение.

Только после завершения войны пленных обменяли, но в России офицеров, и в их числе Харитона Лаптева, ждала ещё более страшная участь. Согласно Петровскому Морскому уставу, всех приговорили к казни...

О капризной, насмешливой фортуне думал и Беринг. Сколько бессонных ночей провёл, мучаясь сомнениями: не слишком ли тяжёлую ношу взваливает на плечи, по силам ли ему этот титанический труд? Уже на шестой ведь десяток перевалило... В его ли возрасте пускаться в столь дальний путь?

Но так уж — сколько раз Беринг убеждался в этом! — устроена была Россия, что как-то само собою улаживалось все. Искренне порадовался Беринг предложенным Чириковым поправкам... Только досадно было, что сам не додумался. Особенно насчёт магазинов понравилось. Нужно их не только в устье Колымы сделать, но и в других местах. И, конечно же, заранее послать людей всё подготовить, чтобы лишнее время не задерживалась экспедиция.

Молодец Алексей Ильич! Других помощников надобно подобрать таких же.

В дорожной шкатулке Беринга уже лежали пакеты, на которых было написано: «Афицеру, кто пошлётца от Якуцка до Енисейского устья», «Афицеру, кто пошлётца от Якуцка на Восток»... Беринг перебирал пакеты, обдумывая, какой и кому вручить. Это было его право, и тут нельзя ошибиться... Северные отряды начнут работать, когда основная экспедиция ещё будет пробираться к Охотску, и результаты работы северян определят поначалу оценку всей экспедиции.

Может, и хорошо, что так далека Сибирь. Есть ещё время в деле посмотреть на молодых лейтенантов, пока будут добираться до места. Первым, как прикидывал Беринг, надобно будет идти из Тобольска на дубель-шлюпке к устью Оби Дмитрию Овцыну... Офицерам, назначаемым в экспедицию, сразу присваивалось очередное звание. Для «куража», как писалось в представлениях Адмиралтейств-коллегии. Это сделанное авансом производство Овцын отрабатывал сполна. Не надобно было и понукать — так старался.

Всю Казань, куда его Беринг послал вышибать из тамошнего Адмиралтейства материалы, на ноги Овцын поднял.

— От Волынского едва очухались, так теперь экспедиция донимает! — горевали казанцы.

— Чего? Лютует шибко?

— Хуже... Работу требует!

Кто знает, может, и устроится все. Когда Беринг думал так, когда стихали на время тревоги, он даже и во вкус входил своей новой должности — командира никогда прежде не бывалой экспедиции...

Долго не привыкнуть было, что ты теперь не просто капитан, не просто капитан-командор, а что-то вроде командующего армией или губернатора. Однажды приехала сестра и сказала, что Томас захворал и попросил Беринга об услуге. Надобно донести в коллегию, что он за болезнью своей не токмо в Нарву для подряда плиты ехать, но и писать не может...

— А чего он меня просит? — удивился Беринг. — Мог бы подручного офицера снарядить.

— Витус! — всплеснула руками госпожа Сандерс. — Томас просит тебя, как моего брата. У Томаса есть враги в коллегии! Туда надо обязательно пойти тебе, и тогда никто ничего не посмеет сказать против Томаса.

Удивлённо посмотрел на неё Беринг. Хотел сказать, что сам боится лишний раз заглянуть в Адмиралтейств-коллегию. Каких врагов Томаса Сандерса испугает его появление?

Но такое неподдельное восхищение светилось в глазах сестры, что не смог Беринг ничего сказать. Кивнул, соглашаясь исполнить просьбу Сандерса. В конце концов, тот знает, о чём просит.

Вот так и появился первый раз Беринг — без вызова! — в заседании Адмиралтейств-коллегии. Доложил о болезни Томаса Сандерса и, удивившись, что и в самом деле его выслушали весьма почтительно, хотел было уйти, но его попросили остаться в заседании. Беринг остался. Сидел теперь вместе с другими адмиралами и рассуждал, как лучше то или иное дело управить. И так это занятие Берингу понравилось, что редко теперь он пропускал день, чтобы не прийти в Адмиралтейств-коллегию.

Даже барон Зварт, который вместе с двором Анны Иоанновны в Санкт-Петербург перебрался, уже не смущал его. Встречи были, конечно. Но спокойно слушал барона Беринг. Да-да... Вероятно, если представится возможность, Беринг познакомит господина барона с картами. Возможно... Хотя меры для сохранения секретности приняты серьёзные. Сенатом указано, чтобы никто из отправляющихся в сию экспедицию ничего из учинённых изобретений ни приватно, ни публично, ни письменно, ни словесно чужестранцам не объявлял, пока оные изобретения здесь печатью не будут опубликованы...