Александр Бородыня - Крепостной шпион

Татьяна стояла возле постели и в руках девушки был длинный шнурок.

— Убить меня хотели?! — крикнул Иван Кузьмич, оскалившись гнилыми зубами. — Иди сюда, — поманил он пальцем Татьяну. — Иди, посмотри, может жив ещё.

Грохот выстрелов мгновенно перебудил весь дом. Из коридоров уже слышались голоса слуг шаги.

Татьяна бросила шнурок и встала на колени подле Прохора. Бурса медленно вытянул из-под перины саблю, и также медленно размахнулся. Он вложил всю силу в это движение и с одного удара рассёк тело девушки, склонившейся над своим женихом.

— Барин! Барин! — как безумный кричал Микеша, ворвавшись в комнату.

Микеша упал на колени и пытался сослепу и со страху целовать ноги Бурсы. В дверях скопилась и другая прислуга. Лакеи в исподнем зачем-то натягивали на плешивые головы парики, бабы ступали босыми ногами, кто-то запалил большой ручной фонарь.

— Уйди! — Бурса отпихнул Микешку. — Видишь, убить меня хотели, да не смогли!

Одевшись в халат, Иван Кузьмич взял фонарь и освещая дорогу прошёл через весь дом и, растворив двери в оружейную, замер на пороге.

— Ты жив ещё? — спросил Бурса громко. — Отвечай коли жив! Ты мне сказать что хотел, звал?

Зябликов сильно всхрапнул в полутьме. Голос гусара прозвучал необычайно слабо, но ясно:

— Убить Вас хотят, Иван Кузьмич, шпион в доме.

— Знаю. Не убили уже. — сообщил Бурса. — Хотя попытка такая была. Прошка, телохранитель мой на бабьи уговоры поддался.

В свете фонаря Зябликов, сидящий на своих нарах, выглядел бледным, глаза навыкате, рот перекошенный, мокрый. Гусар отрицательно качал головой.

— Не он.

— Тогда кто? Что за шпион?

Бурса присел рядом с раненым.

— Да девка эта… — Зябликов смачно сплюнул на пол. — Та, что Растегаев привёз. Аглашка. Подсадная она. С Виктором шашни крутит. Я хотел сразу доложить. Подранил он меня. Убить наверное хотел.

— Жаль, что не убил, — поднимаюсь на ноги, сказал Бурса. — Виктор, говоришь. Странно. Не верю я тебе! Не мог Витька меня предать! Мы с ним крепче, чем с другими повязаны, я в него душу свою вложил и он одному мне служит!

Шёпот Аглаи так и стоял в ушах Анна Владиславовны. Анна ещё долго ощущала твёрдую руку девушки возле своих губ, горячее дыхание раненной. Она запомнила каждое слово. Теперь, лёжа в своей комнате на постели Анна Владиславовна никак не могла заснуть, лежала на спине и думала: «Коли Константин Эммануилович Растегаеву денег обещал, то, конечно, он поможет мне бежать. Негодяй он, но за деньги всё сделает. Бежать не позднее завтрашнего вечера! Бежать, иначе пойдёт дождь и дороги размоет! Бежать! Но как же я брошу теперь Аглаю!?. Она ранена, она сюда в медвежью упасть за мной полезла, а я её оставлю!?. Но она же сама просила. Никто же не знает, что Аглая засланная. Если я убегу, кто на неё подумает?»

Размышления Анны прервали какие-то выстрелы. В ночной тиши грохнул пистолет, потом ещё один. Стреляли не на улице, стреляли внутри, в доме. Судя по звуку, в той его части, где располагалась спальня Бурсы. Девушка поднялась и подошла к запертой двери, прислушалась. За дверями отделённые голоса, шаги, плачь.

«Не могу я без неё бежать, — опускаясь обратно на постель определила для себя Анна. — Подлость это неслыханная. Потерплю до зимы. Рана Аглаи заживёт, тогда и убежим вместе».

Аглая, размещённая Бурсою в другом крыле здания, в комнатке рядом с помещениями гарема, в отличие от Анны, заснула сразу — вино и рана сделали своё дело. Когда же в доме поднялся шум, девушка, с трудом очнувшись от забытья, попытался встать, но у неё ничего не получилось.

«Жар у меня, — поняла Аглая, — жар. Не убежать мне, не убежать! Но хоть бы Анна Владиславовна меня послушала, а то всё бестолку выйдет, напрасная жертва».

Мысль её сбилась и сама собой перешла на Виктора.

«Хорошо, если мы гусара убили, а коли нет, очнётся, донесёт, тогда и мне и Виктору конец. Здесь слово хозяина — закон. На кого можно положиться?.. На себя только».

Лёжа в полубреду Аглая вдруг поняла, что не только на себя может рассчитывать — в усадьбе была ещё сила, способный поддержать побег. Аглая припомнила, как ещё во Франции в одной из длинных ночей, когда они сидели с Виктором около костра, ожидая атаки вандейцев, он рассказал о карликах. Тогда-то она и узнала о русских компрачикосах. Виктор рассказал о жутковатом католическом монастыре на Северном море, где он, по поручению Ивана Бурсы, разыскивал одну рукопись в библиотеке отцов иезуитов. Рукописи Виктор не нашёл, но зато привёз в усадьбу хозяина трёх карликов. Виктор сам занимался воспитанием лилипутов, и маленькие убийцы были преданны вовсе не Ивану Бурсе, как все здесь думали, они были преданны вытащившему их из пожарища Виктору.

«Но какой прок в этом? На что я хочу надеяться? Чем нам помогут эти маленькие уроды-убийцы? Виктор, конечно, любит меня, но если уж предал раз, предаст и второй. Не пойдёт он против хозяина. Скорее меня в жертву отдаст. А если пойдёт — два уродца сатанинских, какая от них помощь? Что они могут? Остальные-то, точно звери бешеные, за хозяина нас в куски разорвут, всех троих, как только пронюхают в чём дело».

Жар одолевал Аглаю, и мысль её терялась.

«Не станет он, не станет. Не пойдёт против воли барина. Он Бурсе предан больше, наверное, чем лилипуты ему самому преданны.

Не спала и Марфа, запертая в своём кукольном домике вместе с лилипутом. Ослеплённая на один глаз, грызла подушку и еле слышно постанывала. Всё время трогала пальцем то место где раньше находился глаз, из второго её глаза текли слёзы. В ту ночь она думала, почему-то, вовсе не о своём горе. Марфа мысленно уносилась вперёд, туда где должна была быть свадьба её брата Прохора с Татьяной, и это её немного успокаивало, снимало жгучую боль.

Чан с целебную глиной стоял в соседней каморке и утро, как и всякое утро Ивана Бурсы, началось с того, что Нюрка втащила чан в спальню, разбавила глину водой. Иван Кузьмич накинул на себя халат и перебрался из постели в кресло. Нюрка, как он любил, наряженная в сарафан, в туфлях на квадратных каблуках, присев перед хозяином, стала массировать его колени, втирать глину. Бурса морщился от боли и сопел. Шрамы на лице девки были так сильно припудрены, что почти не видно их.

— Эт чтож ночью крик был? — осторожно спрашиваю Нюрка. — Пороли кого? Я слышала выстрел или мне, быть может, приснилось, барин?

— Болтаешь много, приснилось… — сказал Бурса. — Не приснилось. Прошка-телохранитель со своей невестой ночью меня убить хотели.

— И как же Вы? — улыбаясь и продолжая втирать целебную глину, промурлыкала Нюрка, — как же Вы, барин?

— А вона.

Бурса поднял ногу и указал носком своей туфли в середину комнаты. Нюрка посмотрела туда и не удержалась от короткого визга, закрыла себе рот грязной ладошкой.