Генри Хаггард - Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера

Мне подумалось, что, пожалуй, было бы неплохо увидеть собственными глазами это место, о котором Иссикор, судя по всему, мало что знает, узреть пещеру, где обитает печально знаменитый демон, окруженный своими рабами и жрецами, отыскать дерево, которое считается чудесным, и посмотреть, что это за негаснущие костры такие. Наверное, они имеют какое-то отношение к вулкану, это было бы логично.

Пока я прикидывал, как бы получше расспросить Иссикора, чтобы добиться от юноши более внятных ответов, мы проплыли мимо лесистого мыса; тут река образовывала нечто вроде устья, и на берегу бухты за мысом лежало поселение валлу – вернее, даже целый город довольно внушительных размеров, покрывавший несколько сотен акров суши. Дома этого города, преимущественно окруженные садами (правда, те, что поменьше, образовывали некое подобие улиц), выглядели, как бы правильнее выразиться, по-восточному, что ли, поскольку были приземистыми и имели плоские крыши.

Имелось, правда, одно существенное отличие: на Востоке такие дома обычно выбелены, а эти сплошь были черными, ибо возводили их, как я узнал впоследствии, из застывшей лавы. Вдоль всего города, кроме той стороны, что была обращена к озеру, тянулась высокая стена, тоже из черного камня. Мне стало любопытно, зачем ее построили, и я задал этот вопрос своему спутнику.

– Она защищает нас от набегов волосатых, которые нападают по ночам, – объяснил Иссикор. – Днем они не приходят никогда, поэтому наши поля расположены за стеной. – Он указал на обширный участок возделанной земли, тянувшийся на несколько миль и примыкавший к лесу. Думаю, чтобы его расчистить, валлу пришлось вырубить и выкорчевать немало деревьев.

Далее Иссикор поведал, что горожане трудятся в светлое время суток, а к вечеру все возвращаются за стену, не считая тех, кто остается ночевать в укрепленных домах наподобие наших блокгаузов, чтобы сторожить поля и загоны для скота.

Оглядывая город, я размышлял о том, что никогда прежде не видывал места более мрачного, особенно под вечер и под этим серым, готовым пролиться дождем небом. Черные дома, высокая черная стена, напоминавшая о тюрьме, черные воды озера, серо-черные склоны вулкана, черный лес за ним – все это внушало уныние и наводило тоску.

– Ох, баас, только не бросайте меня одного, здесь можно сойти с ума! – воскликнул Ханс. В кои-то веки я был абсолютно солидарен с готтентотом.

Мы приблизились к берегу и поплыли вдоль маленького причала, составленного из наваленных друг на друга камней, а затем высадились на сушу. Наверняка о нашем прибытии горожан оповестили заранее, поскольку небольшая группа местных, человек сорок или пятьдесят, ожидала нас у дальнего конца пристани. Мимолетно осмотрев толпу, я убедился в том, что все эти люди, независимо от пола и возраста, очень похожи на нашего проводника Иссикора. А именно все они были высокими, хорошо сложенными, светлокожими и с исключительно привлекательными лицами, того самого египетского типа, который я уже описывал ранее. На головах женщин были плотно сидевшие холщовые шапочки со свисающими по бокам длинными «отвесами»: подобный головной убор как нельзя лучше соответствовал строгой местной красоте. «Интересно, – подумалось мне, – к какой расе принадлежат эти люди?» Угадать не представлялось возможным; мне самому они виделись, так сказать, последышами некоей великой цивилизации.

Ведомые Иссикором, мы двинулись вперед, неся свои скромные пожитки и после столь утомительной дороги представляя собой, должно быть, не слишком приглядное зрелище. Когда мы приблизились, встречающие разделились на две группы: мужчины встали справа, а женщины слева, точно паства в какой-нибудь церкви, славящейся своим строжайшим уставом. Все они молча и пристально разглядывали нас своими большими и грустными глазами. Валлу не проронили ни слова, пока мы проходили между ними, лишь наблюдали, и я, признаться, слегка встревожился. Эти люди не удосужились поприветствовать даже Иссикора, хотя лично мне казалось, что он достоин похвалы, поскольку сумел вернуться из долгого и опасного путешествия.

Бросилось в глаза – впрочем, в то время я не придал этому значения, а потом и вовсе забыл и вспомнил, лишь когда Ханс заговорил об этом, – что какой-то смуглый мужчина со строгим лицом, одетый иначе, нежели остальные, шагнул навстречу Иссикору, заговорил с ним и вложил нечто ему в руки. Иссикор мельком взглянул на полученный дар, и я заметил, что наш спутник вдруг побледнел и содрогнулся. Он поспешил спрятать подарок и ничего не сказал в ответ.

Повернув направо, мы двинулись вдоль озера по дороге, сложенной из камней; эти камни возвышались над уровнем воды на добрую дюжину футов и служили, по-видимому, защитой от наводнений. Дорога уперлась в стену, в которой была дверь, изготовленная из плотно пригнанных толстых досок. Дверь открылась при нашем приближении, и мы, пройдя сквозь нее, очутились в большом саду, где сразу чувствовалась заботливая хозяйская рука: повсюду радовали глаз цветочные клумбы – единственные яркие пятна, которые я увидел в этом городе, носившем, как выяснилось впоследствии, имя Валлу (уж не знаю, в честь ли самого народа или его правителя). В дальнем конце сада обнаружился длинный массивный дом с плоской крышей, все из того же черного камня.

Войдя внутрь, мы попали в просторное помещение, которое, поскольку уже опускались сумерки, освещалось сделанными в форме полумесяцев фонарями на подставках из огромных слоновьих бивней.

Посреди помещения стояли два больших стула, изготовленных из черного дерева и слоновой кости, с высокими спинками и уступами для ног. На этих стульях восседали мужчина и женщина, на которых, друзья мои, скажу честно, стоило посмотреть. Мужчина был стар, седые волосы ниспадали ему на плечи, а печальное лицо бороздили бесчисленные морщины.

С первого взгляда я сообразил, что он должен быть королем или вождем: уж очень величественный вид был у этого старца. Более того, его платье с пурпурной каймой тоже выглядело по-королевски, а с шеи свисала тяжелая цепь, похоже, из чистого золота; в руке он держал черный посох, увенчанный золотым набалдашником, это явно был скипетр. Что же до всего остального, то взгляд у мужчины был затравленный и в целом от него исходило ощущение слабости и нерешительности.

Молодая женщина на другом стуле сидела так, что на нее падал свет одного из фонарей-полумесяцев, и я сразу догадался, что это наверняка и есть прекрасная Сабила, нареченная Иссикора. Не удивительно, что он так любил ее, ибо она и вправду была восхитительно красива – высокая, статная, прямая, как тростинка, невероятно женственная, с большими глазами, точеными чертами лица и неожиданно маленькими, изящными ладонями и ступнями. На даме также было платье с пурпурной каймою, перехваченное поясом, который был обильно украшен красными камнями (я решил, что это рубины); на очаровательной головке, удерживая роскошные, отливающие золотом волосы, что стекали вниз длинными волнистыми прядями, лежал простой золотой обруч. Не считая алого цветка на груди, иных украшений молодая женщина не надела, сознавая, похоже, что они будут ни к чему.