Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– А велик ли доход? Какой-нибудь жалкий цехин, – сказал Никола, который еле сдерживался, чтобы не броситься на турка и не перерезать ему глотку ятаганом.

– Четыре, а иногда и пять цехинов в день, – ответил капитан. – А ты считаешь, этого мало?

– Племянница паши вряд ли нуждается в таких суммах, лучше бы она проявила себя более человечной в обращении с этими несчастными.

– Хараджа очень любит деньги, господин Хамид. Давайте, янычары, гоните их в воду. У нас мало времени.

Солдаты схватили суковатые палки и, угрожающе ими замахиваясь, закричали на эпиротов, которые, как одурманенные, глядели на всадников.

– Лезьте в воду, мошенники! Вы достаточно отдохнули, а если не будете хорошо работать, водки вечером не получите…

Бедняги покорно склонили головы и пошли сквозь тростник к болоту. Немного потоптавшись в нерешительности, они принялись палками будоражить болотный ил.

Пиявок ловят простым методом, каким ловили еще древние греки и персияне, весьма искусные рыбаки. У них в странах множество болот, где обитают мириады этих жестоких, но очень полезных тварей.

Ловцы обычно сами служат приманкой, подставляя ноги болезненным укусам обитательниц грязных, вонючих болот, где в прибрежных тростниках гнездится страшная болотная лихорадка.

И поныне система ловли не изменилась ни в Греции, ни в Персии, ни на Крите, ни на Кипре, то есть в местах, где эта странная индустрия всегда процветала.

Конечно, уже не существует рабов, что занимались бы этим опасным ремеслом, которое постепенно превращает людей в скелеты, и водка, сколько ее ни вливай, уже не поставит их на ноги и не поможет обрасти мускулатурой.

Сейчас эти люди – не греки и не персы. Нынешние ловцы, хлынувшие в восточные города из всех стран Европы, принадлежат к классу неприкаянных. Они берутся за любую работу и выживают как могут.

Это самые настоящие отверженные, и у них только одно желание: как можно больше заработать, пусть даже в ущерб здоровью, и напиться до бесчувствия.

Когда начинается сезон ловли, они появляются возле болот, наскоро сооружают шалаши из ивняка и энергично принимаются за работу. Те, у кого есть немного денег, покупают себе в помощь какую-нибудь старую клячу: она гораздо лучшая приманка, чем тощие ноги ловцов.

Несчастные животные не выдерживают дольше трех-четырех недель, ведь никого не заботит, восстановили они силы или нет.

Их палками загоняют в грязную воду, где в тростниках в огромном количестве водятся пиявки, и насильно там удерживают, пока их ноги, брюхо и бока сплошь не покроются болотными кровососами.

Когда же шкуры животных становятся похожи на скользкое черное копошащееся нечто, их выводят из воды. Прожорливых тварей бережно снимают и осторожно укладывают в дырчатые бочонки, наполовину заполненные обильно смоченным камышом, а животных оставляют на какое-то время в покое, чтобы они вновь набрались сил. После чего жестокая пытка повторяется, пока бедная лошадь, вконец обессиленная, не умрет прямо в болоте или не рухнет на землю, чтобы уже никогда не подняться.

Люди, как мы уже говорили, подставляют в виде приманки только ноги. Они стоят в воде и героически терпят болезненные укусы, а потом, когда вся кожа покроется пиявками, выходят на берег и стараются их снять как можно скорее, чтобы они не отсосали слишком много крови.

К вечеру бедняги уже настолько измучены, что не стоят на ногах и не в состоянии даже приготовить себе еду. Водка или любое другое спиртное, выпитое в солидном объеме, дает иллюзорное ощущение, что силы вернулись, и назавтра можно снова продолжить опасное занятие.

Довольно большие заработки тратятся на алкогольный загул, пока не наступит день, когда в кармане останется каких-нибудь двадцать – двадцать пять лир.

Когда же сезон, который обычно длится три месяца, заканчивается, несчастные ловцы доходят до такого состояния, что все, кто их видит, приходят в ужас.

Это уже не люди, а тени: заострившийся нос, запавшие глаза, высохшие ноги, тело настолько исхудавшее, что кажется, вот-вот начнет просвечивать.

Даже в голосе не остается ничего человеческого, только сип и хрип, едва можно разобрать слова. А все тело еще много месяцев будет сотрясать лихорадка.

И все равно, несмотря на все мучения и страдания, едва начинается новый сезон ловли, они снова возвращаются на топкие берега илистых болот, к своему ремеслу, и редко кто из них доживает до сорока.

Угрожающие вопли янычар, а точнее, узловатые дубины, которые описывали дуги над их головами, загнали эпиротов в воду. Они настолько ослабли от потери крови, что у них не было сил даже протестовать.

Их было пятнадцать человек против четверых янычар, пусть и вооруженных дубинами. Они запросто могли бы одолеть стражников и завладеть их ятаганами и пистолетами, тем более что вряд ли кто-либо из янычар успел бы выстрелить: эти пистолеты не отличались удобством и быстротой в эксплуатации.

Крики и стоны бедолаг оповестили герцогиню и ее отряд о том, что пиявки начали кусаться и высасывать те жалкие капли крови, что пока еще оставались у пленников.

Один из ловцов, которому в икры, видимо, впилось уже изрядное количество тварей, не выдержал боли и попытался выбраться на берег. На него тут же набросился янычар, со свистом вращая дубиной над его головой, и завопил:

– Еще рано, собака! Подожди, пока они покроют ноги целиком. Ты ведь не магометанин!

Папаша Стаке, который спешился, чтобы лучше видеть подробности ловли, не сообразив, что может себя выдать, подскочил к турку с криком:

– Каналья! Ты что, не видишь, что он не в состоянии тебе ответить? А хочешь, я тебя брошу сейчас в болото? Ты настоящий бандит, в тебе даже к собаке нет жалости!

Мусульманин, явно не привыкший к такому обращению, обернулся и с удивлением посмотрел на человека, занесшего кулак над его головой.

– Да он христианин! – вырвалось у него.

– Я больше турок, чем ты, и я тебе говорю, что, если ты сейчас же не дашь этому парню выйти из воды, я швырну пиявкам тебя и не выпущу, пока они не высосут всю твою кровь, – прорычал папаша Стаке, схватив турка за воротник. – Понял, бандит? Ты бесчестишь Магомета и всех его сторонников!

– Эй, ты что делаешь? – крикнул капитан.

– Хочу его придушить, – отозвался папаша Стаке, стиснув руками глотку янычара.

– В отсутствие племянницы паши, Хараджи, здесь командую я!

Герцогиня вскочила с подушки и горящими глазами впилась в капитана.

– Отдай приказ этим ничтожествам убраться! – властно крикнула она. – Я сын паши Медины, и по положению я выше твоей госпожи! Понял? Я победил в схватке Дамасского Льва, и одолеть тебя мне ничего не стоит – так, детские забавы! Повинуйся!