Элисон Уэйр - Анна Болейн. Страсть короля

– Вы полагаете, это заглушит протесты? – спросила Анна.

– Может быть, и нет, но вердикт Кранмера уж точно это сделает.

Но сколько его ждать? Уже наступил май, и всем было видно, что Анна ждет ребенка.

– Скоро я буду похожа на слона, – ворчливо говорила она отцу. – Придется вставлять клинья в юбки. Все платья малы.

– Перестаньте жаловаться и благодарите Господа, что находитесь в таком положении, – недовольно оборвал ее сэр Томас.

Анна вспылила:

– В прошлом году вы и не мечтали, что я окажусь в таком положении! Вы сомневались, стоит ли все это подобных страданий.

– Говорил, потому что устал и волновался за вас, – попытался успокоить ее отец. – Благодарение Господу, вы не послушались меня, и я рад, что вы так хорошо выглядите.

– Мне было бы еще лучше, если бы суд объявил мой брак законным, – заметила Анна.

– Вам известно, что Екатерина отказывается выполнить приказание Кранмера и говорит, что для нее нет другого судьи, кроме папы? Слава Богу, Кранмер объявил ее нарушительницей судебных правил и будет вести дело сам!

– Аминь, – сказала Анна.

Двадцать третьего мая Кранмер провозгласил союз Генриха и Екатерины недействительным и противоречащим Божественному закону.

– Наконец свободен! – вскричал Генрих, подбросил в воздух свой берет и расцеловал Анну. – Слава Богу! Слава Богу! – Он немедленно приказал распространить брошюру, которую написал самолично, чтобы проинформировать своих верных подданных об истинном положении вещей в вопросе о его брачных союзах. – Я прослежу, чтобы Екатерина получила экземпляр, – злобно добавил он.

Депутация членов Тайного совета была отправлена к принцессе Марии, дабы оповестить ее о решении Кранмера.

– И? – потребовала отчета Анна, когда Генрих пришел к ней в тот вечер. Она видела из окна, как возвращались лорды.

– Она отказалась повиноваться, – с удрученным видом сообщил король. – Сказала, что не признает королевой никого, кроме своей матери, после чего по моему приказанию ей запретили общаться с Екатериной любыми способами, пока она не одумается.

Анна кипела от ярости.

– Какая почтительная, сознающая свой долг дочь! Вы вскормили настоящую змею.

– Будем надеяться, отлучение от матери приведет ее в чувство, – пробормотал Генрих, мрачно поджав губы.

Через пять дней после признания брака Екатерины недействительным Кранмер объявил союз короля с леди Анной состоятельным и законным.

– Это заняло шесть лет! – воскликнул Генрих. – Долгих шесть лет! Но, дорогая, наконец мы обрели то, чего больше всего желали. Теперь вы моя по закону, и наш сын родится в браке, который никто не подвергнет сомнению.

Анна радостно дала ему заключить себя в объятия. Решение пришлось очень кстати, ведь завтра она должна отправиться в Лондон на коронацию. Час, о котором она мечтала, уже почти настал.

Приготовления к церемонии поручили дяде Норфолку как граф-маршалу Англии. Отношения с племянницей у него были натянутые – они почти не разговаривали с тех пор, как Анна услышала дядины похвалы смелости Екатерины, высказанные Шапуи. Какая обидная неблагодарность! Ведь Анна только что уговорила Генриха дать согласие на браки дочери Норфолка Мэри Говард с графом Ричмондом и его сына – с Френсис Деверё, к тому же в первом случае заставила короля отказаться от приданого. Однако, несмотря на враждебность и постоянное брюзжание, дядюшка спланировал все безупречно.

Лорд-мэр Лондона, олдермены и шерифы должны были явиться в Гринвич, чтобы на барке сопровождать Анну в Тауэр, где она проведет ночь перед церемониальным въездом в Лондон.

– Вы прекрасно выглядите, – сказал Генрих, когда Анна вышла к нему в наряде из золотой парчи; однако, пока они дожидались прибытия отцов города, король беспокоился насчет Томаса Мора.

– Я послал ему приглашение на коронацию и деньги на новое платье, – в раздумье проговорил он. – Надеюсь, он приедет. Сегодня утром я отправил в Челси трех епископов, чтобы убедить его. Если он явится и тем признает наш брак, протесты оппозиции поутихнут.

Ради Генриха Анна молилась, чтобы Мор согласился. Но, увидев мрачные лица вернувшихся епископов, поняла: их миссия не увенчалась успехом.

– Что сказал сэр Томас? – нетерпеливо спросил Генрих.

– Он не приедет, сир. Он сказал: есть такие, кто жаждет лишить нас девственности, а сделав это, не преминут пожрать нас. Но он постарается сделать так, чтобы его не лишили девственности.

Генрих вскинул голову:

– Так вот чем он отплатил мне за дружбу! Что ж, пусть так, но этот неблагодарный слуга не испортит ваш день, дорогая!

Было три часа. Явился лорд-мэр. Времени на разговоры не осталось. Генрих поцеловал Анну на прощание. Сам он прибудет в Тауэр на крытой барке.

Анна взошла на борт отнятого у Екатерины судна в сопровождении Марии и других дам, а также отца и группы привилегированных дворян. На водах Темзы тихо покачивались украшенные вымпелами кораблики лондонских гильдий, со многих судов доносилась музыка – ее исполняли ватаги менестрелей. Вдоль берегов собрались огромные толпы народа, что обрадовало Анну. Барка начала торжественное движение по реке, расшитые золотом геральдические вымпелы развевались на ветру. На лодке, плывшей слева, разыгрывалась живая картина с дикарями и ужасными чудовищами, изрыгавшими огонь, отчего девушки из свиты Анны вскрикивали. Однако слышалось очень мало приветственных кличей: толпа была как-то странно молчалива; некое оживление наступило лишь в тот момент, когда чудища кончили плеваться огнем и их сбросили в воду. Тут как раз вдали показался Тауэр, и Анна испытала облегчение.

Она сошла на берег у Королевской лестницы, где ее встретил лорд-камергер и проводил к королю, ожидавшему за боковыми воротами в башне Байворд.

– Дорогая! – воскликнул он и любовно поцеловал Анну. Трубы и гобои воспевали ее прибытие, а пушки оглушительно стреляли с пристани Тауэра.

Анна поблагодарила мэра и горожан за их старания при организации такой восхитительной живой картины, после чего Генрих отвел ее в королевские апартаменты.

– Я приказал Кромвелю обновить их для вас. На переделки и ремонт ушло больше тысячи фунтов, чтобы вы разместились с подобающей роскошью.

Комнаты королевы были убраны в античном стиле. Анна с изумлением оглядывала позолоченные лепные фризы с изображением резвящихся херувимов, новые дорогие гобелены, на которых запечатлели картины из жизни королевы Эстер. Изготовить их распорядился Генрих в знак признания свойственного Анне стремления к реформам.

– Ваш главный зал, – сказал он, – а вон там находится кабинет, который будет служить молельней. – Король провел Анну в столовую, украшенную огромным камином и отделанную красивыми деревянными панелями. За ней располагалась опочивальня с королевской постелью, завешенной красным бархатом, и встроенная в стену уборная. – Это были комнаты моей дорогой матери, – оглядываясь вокруг, задумчиво произнес Генрих. – Она умерла здесь. Конечно, теперь все выглядит совсем по-другому. Я надеюсь, вам нравится.