Элисон Уэйр - Анна Болейн. Страсть короля

Некоторые из свидетелей этого шествия выглядели шокированными, другие будто не знали, смеяться или плакать. Большинство кланялись, когда Анна проходила мимо, остальные лишь молча таращились.

После мессы Генрих с Кромвелем ожидали возвращения Анны в ее личных покоях. После пережитого испытания она обрадовалась, увидев короля.

– Вас хорошо принимали? – спросил он.

– Думаю, кое-кто из ваших дворян не испытывает особого воодушевления оттого, что у них теперь новая королева, – ответила она.

– Я слушал мессу с личной галереи, – сказал Кромвель. – Некоторые говорили, что его милость зашел слишком далеко и вдовствующая принцесса – истинная королева. – Он повернулся к Генриху. – Немногие посмеют оказать сопротивление этому браку. Разве что люди вроде епископа Фишера.

– Посадите его под домашний арест, – приказал Генрих. – Я хочу, чтобы он не вмешивался, когда Кранмер вынесет решение. – Король наклонился и поцеловал Анну. – Не беспокойтесь, дорогая. Я распоряжусь, чтобы мои лорды и джентльмены пришли и оказали вам почести, а кроме того, сообщу им о своем намерении со всей торжественностью короновать вас после Пасхи.

Это был момент высочайшего триумфа, Анна так долго его ждала.

– Вы не могли сообщить мне лучшей новости, – с улыбкой произнесла она, и душа ее воспарила.

– Мы устроим такие празднества для народа, каких не было с момента моей коронации, – сияя, пообещал король. – Мои подданные смягчатся, а сам я таким образом заявлю всему миру, насколько ценю вас. Вы будете коронованы как правящая королева, Анна, а не просто как консорт. Все глаза будут устремлены на вас одну, я не стану отвлекать внимание на себя. Я приеду в Вестминстерское аббатство и буду наблюдать за церемонией из-за решетки.

– Удостаивалась ли когда-нибудь женщина подобной чести? – улыбнулся Кромвель.

Анна со слезами на глазах обняла Генриха:

– Доброта вашей милости ко мне беспредельна. Я вам чрезвычайно признательна. Благодарю вас, благодарю!

– Сколько бы почестей я ни оказал матери моего сына, все будет мало, – заявил Генрих.

Трон королевы уступал размерами трону короля. Они стояли рядом, под узорчатыми балдахинами с королевскими гербами Англии. Вновь одетая в церемониальное платье, на этот раз предназначенное для первого появления во главе двора в качестве королевы, Анна уселась сбоку от Генриха и расправила тяжелые юбки. Приемный зал был заполнен придворными и просителями, изгибавшими шеи, чтобы увидеть, как она держится.

Анна с неудовольствием увидела, что первым человеком, который вышел вперед и поклонился, был Шапуи.

– Я обещал дать ему аудиенцию, – пробормотал Генрих. – И не могу отказать, не нанеся обиды.

Шапуи ни разу не взглянул в сторону Анны. Когда Генрих кивком пригласил его подойти ближе, посол, понизив голос, сказал:

– Сир, я не могу поверить, чтобы государь столь мудрый и добродетельный, как ваше величество, согласился удалить от себя королеву. Раз ваше величество не считается с мнением людей, вам следовало бы уважать Господа.

Лицо Генриха от злости залилось краской.

– Господь и моя совесть находятся в добром согласии, – возразил он. – Вы уязвляете меня!

– Тогда я прошу у вашего величества прощения, – извинился Шапуи.

Генрих гневно взирал на него:

– Если весь свет почитает этот развод таким сверхъестественным, тогда он должен находить странным и то, что папа дал мне разрешение на брак, не имея власти этого делать. Более того, мессир, я хочу иметь наследника, которому передам свое королевство.

– У вашего величества есть дочь, одаренная всеми возможными достоинствами и добродетелями. К тому же она пребывает в том возрасте, когда возможно деторождение, – напомнил ему Шапуи. – Природа обязывает ваше величество оставить трон принцессе Марии.

– Я желаю иметь сыновей! – прорычал Генрих, теперь уже не на шутку рассердившись.

– Ваше величество уверены в том, что они будут? – дерзко спросил Шапуи.

Анна затаила дыхание.

– Разве я не такой же мужчина, как другие?! – рявкнул взбешенный Генрих. – Вы не посвящены во все мои секреты!

Шапуи отвесил поклон, но не отступился:

– Я должен предупредить ваше величество, что император никогда не признает леди Анну королевой. Расторжение брака, которое вы обеспечили себе в Англии, не может иметь законной силы.

– Это не был брак! – огрызнулся Генрих.

– Но ваше величество не раз подтверждали, что королева была девственницей, когда вы поженились.

– Ха! Мужчина, когда шутит на пиру, чего не сболтнет. – Он угрожающе наклонился вперед. – Все ваши возражения бесполезны. Леди Анна, как вы называете ее, моя королева. Император не имеет права вмешиваться. Я могу устанавливать в своем королевстве любые законы, какие захочу. А теперь, мессир Шапуи, аудиенция окончена.

Когда Шапуи откланялся, Генрих шепнул Анне:

– Не слушайте его, дорогая. Он вечно грозит и горячится, я все это слышал уже много раз.

После того как все служащие и прочие члены двора Анны принесли клятву верности, она пригласила их на первое заседание совета. Сидя на троне во главе стола и оглядывая собравшихся, она отметила, что Генрих постарался на славу и ей было чем гордиться. Двор, который он составил для нее, мог сделать честь самой великой королеве. Здесь собрались все близкие Болейнам люди, жаждавшие служить Анне, а главные должности заняли ее единомышленники.

Свиту придворных дам возглавляла племянница короля леди Маргарет Дуглас. Раньше она служила почетной придворной дамой у принцессы Марии, но, кажется, с удовольствием заняла тот же пост при Анне. Маргарет, наполовину шотландка, дочь старшей сестры Генриха Маргариты, была отменной красавицей и поэтессой. Обрадовало Анну и присутствие в свите Элизабет Браун, графини Уорчестер, которая хранила верность Анне, хотя ее сводный брат, сэр Уильям Фицуильям, казначей королевского двора, выказывал враждебность по отношению к новой госпоже своей сестры. Из Каменного замка, чтобы составить ближний круг Анны, приехала и ее давняя приятельница с хиверской поры леди Уингфилд.

Анне не слишком приятно было видеть среди своих дам властную тетушку Элизабет, но так как дядя Анны, сэр Джеймс Болейн, явился из Норфолка, чтобы стать ее канцлером, она не могла отказать от места в свите его супруге. И разумеется, здесь же находилась вечно недовольная Джейн Рочфорд, назначения которой было не избежать. Мария могла бы нейтрализовать антипатию Джейн, потому что тоже не любила невестку, но Анна чувствовала себя неуютно, имея при дворе сестру. Теперь она поняла, что родители были правы: Мария останется вечным напоминанием о том, что могут найтись люди, которые посчитают брак Генриха с Анной таким же кровосмесительным, как его союз с Екатериной. Анна чувствовала себя обязанной пригласить сестру, она знала, что просто не может поступить иначе, но предпочла бы убрать ее с глаз долой. Дай Бог, чтобы никто не узнал о связи Марии с королем.