Элисон Уэйр - Анна Болейн. Страсть короля

Были тут также Норфолк и Саффолк с множеством дворян и лорд-мэр Лондона с олдерменами и шерифами, а вот отца Анна искала взглядом напрасно.

Процессия приближалась к эшафоту. Он был посыпан опилками, на нем в ожидании стояли несколько человек, одетых в обычные костюмы, так что Анна не могла определить, который из них палач. Меча тоже нигде не было видно. На земле, у дальнего края помоста, она заметила деревянный короб. Господи Иисусе, это же ее гроб! Анна заставила себя сохранять спокойствие. Недолго ей осталось храбриться.

Кингстон подал осужденной руку и помог взойти наверх по пяти деревянным ступеням. Следом поднялись четыре девушки. Изо всех сил стараясь сохранять на лице улыбку и не выдавать страха, Анна с высоты эшафота посмотрела вниз, на толпу, потом повернулась к Кингстону:

– Позволено ли мне говорить с людьми? Обещаю, что не скажу ничего двусмысленного. И прошу вас, не давайте сигнал к началу казни, пока я не закончу говорить.

Констебль кивнул:

– Прошу вас, говорите и будьте кратки.

Анна повернулась к толпе, от волнения у нее перехватило дыхание.

– Добрые христиане! Я пришла сюда, чтобы умереть в соответствии с законом. Законом осуждена я на смерть, а потому ничего не скажу против него. Я пришла сюда только для того, чтобы принять смерть и покорно склониться перед волей господина моего короля. И если я когда-нибудь обидела его милость, то своей смертью расплачусь за это. – Она склонила голову; сердце колотилось, ведь стоит произнести последние слова, и жизнь ее закончится, но Анна заставила себя продолжить, молясь, чтобы голос не дрожал от страха. – Я пришла сюда не для того, чтобы кого-то обвинять, и не для того, чтобы говорить о том, в чем меня обвинили. Я прошу всех вас, добрые друзья, молиться за жизнь короля, моего и вашего повелителя, одного из лучших правителей на земле, который всегда хорошо со мной обращался и лучше которого не найти. Вот почему я принимаю смерть с готовностью и смиренно прошу прощения у всего мира. Если кто-нибудь станет разбираться в моих делах, прошу судить о них с лучшей стороны. Засим я покидаю этот мир и вас всех и от чистого сердца желаю, чтобы вы молились за меня.

По кивку Кингстона вперед вышли ее дамы, но все они находились в таком смятении, что Анне самой пришлось помогать им снимать с себя накидку, верхнее платье и капор. Она осталась в одном красном киртле. Нэн Сэвилл вытащила из кармана полотняный платок и отдала Анне. Та повязала его на голову, покрыв все волосы, но одна коса упрямо выбивалась наружу. Это испугало Анну. Она подколола ее шпилькой и молилась, чтобы коса оставалась на своем месте. Ничто не должно препятствовать удару меча.

– Молитесь за меня! – попросила она своих дам. – Прошу у вас прощения за любую резкость, которую я позволила себе по отношению к вам. Пока я была жива, вы всегда проявляли усердие у меня на службе, и теперь вы здесь в мой последний час и увидите мои смертные муки. Как вы были верны мне в счастливое время, так не покинули меня и в мой последний час. – Дамы с болью смотрели на нее, по щекам их струились слезы; Анна слабо улыбнулась. – Я не могу наградить вас за преданность, но прошу, утешьтесь. Не жалейте о моей смерти. Не забывайте меня и всегда храните верность его милости королю и той, которая окажется счастливее меня и станет вашей королевой и госпожой. Всегда цените вашу честь больше жизни и не забудьте в своих молитвах к Господу Иисусу поминать и мою душу.

Крупный мускулистый мужчина в скромном, но хорошо сидевшем костюме вышел вперед и встал на колени перед Анной. Он заговорил с сильным акцентом, и она поняла, что это палач. Сердце бешено забилось.

– Мадам, – сказал он, – я прошу у вашей милости прощения, но мне приказано исполнить свою обязанность.

– Охотно даю, – ответила Анна.

– Мадам, прошу вас встать на колени и произнести молитвы, – проинструктировал палач.

Момент настал. Анна опустилась на колени в опилки и постаралась стоять прямо, как советовал Кингстон.

– Пожалуйста, дайте мне немного времени для молитвы, – попросила она, скромно оправляя юбки, чтобы, когда ее тело упадет, не открылись ноги. – О Христос, прими мою душу! – снова и снова взывала Анна.

– Все на колени, уважим отходящую душу! – крикнул внизу лорд-мэр.

Толпа опустилась на колени. Стоять остались только Саффолк и Ричмонд. Анна пыталась молиться, но боялась, что удар ее настигнет, когда она еще не будет готова, а потому все время испуганно оглядывалась.

– Мадам, не бойтесь. Я подожду, пока вы не подадите мне знак, – сказал палач.

Анна потрогала платок, проверила, на месте ли коса, и продолжила молиться. Вся в слезах, с куском полотняной ткани к ней подошла Нэн Сэвилл, чтобы завязать глаза. Однако руки у девушки так тряслись, что пришлось взять у нее повязку. Взглянув на мир и море взиравших на нее лиц, Анна сама завязала себе глаза. Последнее, что она увидела, было ясное небо над крышами Тауэра.

– Иисус, сжалься над моей душой! Боже мой, сжалься над моей душой! – горячо молилась Анна. – Отдаю свою душу Иисусу Христу!

Палач попросил ее дам отойти подальше; раздалось шарканье ног, затем новый взрыв громких рыданий. Страшно было не видеть того, что происходит вокруг.

– Бейте! – воскликнула Анна. Сердце стучало тяжело и болезненно, и подумалось, что, наверное, можно было бы обойтись и без палача. – О Господь, сжалься над моей душой! Отдаю свою душу Христу!

– Принесите меч! – произнес голос палача.

Послышалось какое-то движение в том месте, где находились ступени, и Анна инстинктивно повернула туда голову.

Она поверила Кингстону, когда тот говорил, что боли не будет, и молилась, чтобы удар оказался молниеносным и принес мгновенное забвение, но, когда он был нанесен, ощутила удушающий взрыв жгучей боли, потом тепло заливающей тело крови, ее вкус на языке и почувствовала, как струйки потекли из ноздрей, а голова, невероятно легкая, с глухим стуком ударилась о помост, и с нее слетела повязка. Анна закричала бы, но не получалось – из губ выходило лишь ужасное тихое бульканье. Захотелось зажать руками смертельную рану, но рук больше не было – они остались на той темной окровавленной груде, что лежала рядом с ней на эшафоте. Анна моргнула и попыталась отвести глаза. Сквозь смертные муки все еще различались смутные образы стоявших на эшафоте людей. Потом свет померк, и опустилась блаженная тьма.

Я могла бы написать еще одну книгу о том, как из разрозненных исторических источников постепенно собирался материал для этого романа. Долгие годы я изучала заявленную в нем тему и видела, как кардинально меняется восприятие Анны Болейн. Я знаю, что в определенных кругах, особенно в интернет-сообществе, она приобрела статус знаменитости и начала много значить для разных людей, причем значение это противоречиво. В процессе написания мной этой книги один восторженный поклонник Анны Болейн выразил надежду, что я создам ее правильный портрет, и я ответила ему: историки могут сильно различаться в своих подходах к тому, что называть правильным. Слишком много места остается у исследователя для догадок и предположений.