Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны [litres]

Боже правый…

Времени для размышлений у Роба было предостаточно, и страх его все рос и рос. После полудня его вызвали пред очи церковного начальства. В массивном дубовом кресле восседал пожилой косоглазый епископ, облаченный в полинявший коричневый шерстяной стихарь, епитрахиль и ризу. Из разговоров в передней Роб узнал, что это Эльфсиг – ординарий 210церкви Святого Павла, не ведающий милосердия при назначении наказаний. Справа от епископа помещались два священника средних лет, в черных облачениях, а слева – молодой монах-бенедиктинец в рясе темно-серого цвета.

Служитель поднес Священное Писание, Робу велели поцеловать крест и принести на Писании клятву давать только правдивые показания. Начиналась обычная процедура.

– Назови свое имя! – Эльфсиг сверлил Роба глазами.

– Роберт Джереми Коль, ваше преосвященство.

– Где проживаешь, каков род занятий?

– Я лекарь с улицы Темзы.

Епископ кивнул одному из священников, сидевших по правую руку.

– Совершили ли вы в двадцать пятый день декабря минувшего года, вместе с неким евреем, нападение без всякого повода на мастера Эдгара Бурстана и господина Вильяма Симсона, свободнорожденных лондонцев, христиан прихода святого Олафа?

На миг Роб был озадачен, но затем почувствовал огромное облегчение – он понял, что его обвиняют не в колдовстве. Моряки донесли, что он заступился за еврея! Невелико преступление, даже если его за это и осудят.

– Вместе с евреем из Нормандии, именем Давид бен Аарон, – уточнил епископ, отчаянно моргая. Должно быть, видел он совсем уже плохо.

– Доселе я ни разу не слыхивал ни имени этого еврея, ни имен жалобщиков. Но матросы сообщили вам неправдивые сведения. Именно они совершенно несправедливо, как разбойники, напали на этого еврея. Потому-то я и вмешался.

– Вы христианин?

– Я крещен.

– Вы постоянно посещаете службы?

– Нет, ваше преосвященство.

Епископ презрительно хмыкнул и с мрачным видом кивнул.

– Введите свидетеля, готового дать показания под присягой, – велел он серому монаху.

Стоило Робу увидеть свидетеля – и чувства облегчения как не бывало.

Чарльз Босток надел по такому поводу богатый наряд, шею украшала тяжелая золотая цепь, а на пальце сверкал большой перстень с печаткой. Отвечая на обычные вступительные вопросы, он поведал суду, что был возведен королем Гартакнутом в достоинство тэна – награда за совершенные им три опасных путешествия по торговым делам. Еще он был почетным каноником церкви святого Петра. Члены церковного суда отнеслись к нему с надлежащим почтением.

– Позвольте спросить, мастер Босток, известен ли вам этот человек?

– Это Иессей бен Беньямин, лекарь-еврей, – заявил Босток не задумываясь.

Епископ уставился на купца подслеповатыми глазами.

– Вы уверены в том, что касается его еврейского исповедания?

– Ваше преосвященство, четыре-пять лет тому назад я путешествовал по Византийскому патриархату, закупая товары и выполняя поручение его святейшества Папы Римского. В городе Исфагане услышал я об одной женщине-христианке, которая оказалась в Персии в совершенном одиночестве по смерти своего отца-шотландца и вышла затем замуж за еврея. Получив от них приглашение прийти в гости, я не стал противиться желанию побывать в их доме и самолично удостовериться в справедливости слухов. Там я – к своему огорчению и отвращению – убедился в том, что слухи не лгали. Она истинно была женой этого человека.

– Уверены ли вы, благородный тэн, что это тот самый человек? – впервые подал голос монах.

– Вполне уверен, святой брат. Несколько недель назад он появился на моей пристани и пытался содрать с меня немалый куш за то, что искалечил одного из моих невольников, платить я, разумеется, отказался. А увидев его лицо, я сразу понял, что где-то видел его раньше. Стал вспоминать и наконец вспомнил. Он и есть тот самый еврей из Исфагана, ни малейших сомнений. Развратитель христианок. Тогда, в Персии, христианка уже успела родить одного ребенка от этого еврея и затяжелела от него вновь.

Епископ подался вперед:

– Напоминаю о принесенной торжественной клятве. Каково же твое подлинное имя, господин?

– Роберт Джереми Коль.

– Этот еврей лжет, – откликнулся Босток.

– Мастер купец, – вмешался монах, – вы видели его в Персии только один раз?

– Да, то был единственный раз, – нехотя признал Босток.

– И вы с тех пор не видели его на протяжении пяти лет?

– Скорее четырех, чем пяти. Но в остальном это так.

– И все же уверены, что это он?

– Уверен. Говорю же вам, у меня нет ни малейших сомнений.

– Вот и хорошо, тэн Босток, – кивнул ему епископ. – Примите нашу благодарность.

Пока купца провожали из зала суда, церковники не сводили глаз с Роба, а он всеми силами старался сохранить спокойный вид.

– Если ты действительно свободнорожденный христианин, то не кажется ли тебе странным, – сухо вопросил епископ, – что ты оказался перед нашим судом по двум отдельным обвинениям, причем одно касается того, что ты помогал некоему еврею, а второе связано с тем, что ты и сам являешься евреем?

– Меня зовут Роберт Джереми Коль. Крещен я был в полумиле отсюда, в церкви Святого Ботульфа. В церковную книгу вписано мое имя. Отца моего звали Натанаэлем, он был подмастерьем в лондонском цехе плотников. Похоронен он на кладбище при церкви Святого Ботульфа, как и моя мать, Агнесса, которая при жизни была портнихой и вышивальщицей.

– Вы посещали школу при церкви Святого Ботульфа? – холодным тоном обратился к Робу монах.

– Всего два года.

– Кто преподавал там Священное Писание?

Роб закрыл глаза и наморщил лоб:

– Был там отец… Филиберт. Да, точно, отец Филиберт.

Монах вопросительно взглянул на епископа, тот пожал плечами и покачал головой:

– Имя Филиберт мне незнакомо.

– Тогда латынь. Кто преподавал латынь?

– Брат Уголин.

– Правда, – откликнулся епископ. – Брат Уголин преподавал латынь в школе при церкви Святого Ботульфа. Я хорошо его помню. Только он умер тому уж много лет. – Епископ потянул себя за нос и, близоруко сощурившись, посмотрел на Роба. Потом вздохнул: – Мы, разумеется, проверим приходскую книгу.

– И увидите, ваше преосвященство: там записано то, что я и сказал, – ответил на это Роб.

– Что ж, я позволю тебе очиститься от подозрений торжественной клятвой в том, что ты есть тот, за кого себя выдаешь. Тебе назначается предстать вновь перед нашим судом по истечении трех недель. С тобою должны явиться двенадцать свободных мужчин, кои подтвердят истинность твоей клятвы. Каждый из них должен по своей воле поклясться, что ты Роберт Джереми Коль, христианин и свободнорожденный человек. Это понятно?