Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны [litres]

Следующую ночь они провели уже в Каракозе, где проживало чуть больше десятка еврейских семей – процветающие купцы, находившиеся под покровительством сильного и воинственного местного вождя Али уль-Хамида. Замок Хамида, выстроенный в форме семиугольника, смотрел на город с вершины горы. Он чем-то напоминал боевой корабль, перенесенный на сушу и лишенный мачт. Воду в крепость доставляли на ослах из города, а там емкости всегда были полны до краев на случай осады. В обмен на защиту со стороны Хамида евреи Каракоза заботились о том, чтобы закрома крепости были полны проса и риса. Робу и трем его спутникам не довелось увидеть самого Хамида, но уезжали из Каракоза они с радостью, не желая оставаться там, где безопасность зависела от каприза одного сильного правителя.

Они теперь ехали по таким краям, где путь был труден и полон опасностей, но отлаженная еврейская система действовала отлично. Каждый вечер они пополняли запасы пресной воды, получали добрую еду и кров, а также советы относительно предстоящего отрезка пути. Лицо Лонцано заметно посветлело, морщины разгладились.

К вечеру пятницы они оказались в крошечной горной деревушке Игдир, где провели весь следующий день в маленьких каменных домиках местных евреев, дабы не совершать пути в субботу. В Игдире выращивали фрукты, и путники с благодарностью отведали черных вишен и сушеной айвы. Теперь даже Арье выглядел благодушным, а Лейб держал себя с Робом очень учтиво и научил его тайному языку знаков, на котором купцы-евреи на Востоке ведут переговоры между собой, не вступая в беседу.

– Всё говорят жесты, – объяснял Лейб. – Распрямленный палец значит «десять», согнутый – «пять». Если охватить палец так, чтобы виднелся лишь кончик – «один», раскрытая ладонь символизирует «сто», а кулак – «тысяча».

В то утро, когда покинули Игдир, они с Лейбом ехали рядом, молча торгуясь на языке жестов, заключая сделки на несуществующие грузы товаров, продавая друг другу пряности и золото, даже целые государства, чтобы скоротать время в дороге. Тропа была трудная, заваленная обломками скал.

– Мы уже недалеко от Арарата, – сообщил Арье.

Роб окинул взглядом возвышающиеся вокруг недоступные вершины и голую сухую землю.

– Интересно, о чем думал Ной, когда покидал свой ковчег? – проговорил он. Арье лишь пожал плечами.

В следующем городе, Назике, им пришлось задержаться. Еврейская община там – восемьдесят четыре человека – занимала длинное узкое ущелье, турок же было раз в тридцать больше.

– В городе готовятся к турецкой свадьбе, – сказал им рабейну, тощий сгорбленный старик с решительностью во взоре. – Они уже начали праздновать и пришли в сильное возбуждение, нехорошее. Мы не осмеливаемся выходить за пределы квартала.

Четыре дня хозяева продержали путников, не выпуская их из своего квартала. Еды было в достатке, а колодец полон чистой воды. Евреи Назика были люди вежливые и обходительные. Солнце пекло немилосердно, однако гости спали в прохладном каменном сарае на чистой соломе. Из города до слуха Роба доносились отзвуки потасовок и пьяного веселья, треск ломаемой мебели, а один раз на еврейский квартал с той стороны стены обрушился град камней, но никто, по счастью, не пострадал.

По прошествии четырех дней все стихло. Один из сыновей рабейну отважился выйти за ворота и выяснил, что турки после долгого и неистового веселья утомились и угомонились. На следующее утро Роб со своими тремя спутниками с радостью выехал из Назика.

Дальше им предстоял переход через края, где еврейских поселений не существовало, негде было искать и защиты. На четвертое утро после выезда из Назика они выбрались на плато, на котором раскинулся огромный водоем, окруженный по всему периметру широкой полосой потрескавшейся белой глины. Путники спешились.

– Это Урмия 121, – сказал Робу Лонцано, – мелкое соленое озеро. По весне реки с гор приносят в него разнообразные минералы, но из озера не вытекает ни одной реки, так что летнее солнце выпивает из него воду и оставляет одну соль по берегам. Возьми щепотку соли, попробуй на вкус.

Роб осторожно последовал совету и тут же поморщился. Лонцано широко улыбнулся:

– Ты попробовал Персию.

Робу потребовалась долгая минута, чтобы понять смысл сказанного.

– Так мы в Персии?

– Да. Это граница.

Роб был разочарован. Так долго путешествовать… ради вот этого? Лонцано уловил его настроение.

– Не горюй, тебя непременно очарует Исфаган, это я твердо обещаю. А теперь давай снова в седло – нам еще не один день ехать.

Но Роб, прежде чем продолжать путь, помочился в озеро Урмия, добавив в персидскую соль английское Особое Снадобье «для особых пациентов».

Арье не скрывал враждебности к Робу. В присутствии Лонцано и Лейба он следил за тем, что говорит, но когда этих двоих поблизости не было, говорил Робу всякие гадости. Правда, даже в разговоре с двумя другими он не отличался особой учтивостью.

Роб был выше, тяжелее и сильнее. И у него иной раз так и чесались руки поколотить Арье. Но Лонцано все видел и замечал.

– Не обращай на него внимания, – посоветовал он Робу.

– Арье – он… – Роб не знал, как на фарси «ублюдок».

– Арье даже дома был не самым приветливым, а к долгим странствиям у него душа не лежит. Когда мы уезжали из Маската, он был женат меньше года, у него только что родился сын и ему вовсе не хотелось уезжать. Вот он с тех пор и мрачный такой. – Лонцано вздохнул. – Что ж, у нас у всех есть семьи, и часто бывает очень нелегко странствовать вдали от дома, особенно по субботам и праздникам.

– А давно вы уже не были в Маскате? – поинтересовался Роб.

– Вот уж двадцать семь месяцев.

– Но если жизнь купца столь трудна и одинока, отчего же вы ведете такую жизнь?

– А как еще выжить еврею? – ответил Лонцано, глядя Робу в глаза.

Они по дуге обогнули северо-восточный берег озера Урмия и теперь снова оказались среди высоких скалистых гор. В Тебризе и Такестане ночевали в еврейских кварталах. Роб не увидел большой разницы между этими городами и теми поселками, через которые они проезжали в Турции. Угрюмые горные поселки, построенные на каменистой почве; жители дремлют в тени, а у общинного колодца бродят не привязанные козы. Похож на предыдущие был и городок Кашан, но там на воротах красовался лев.

Настоящий огромный лев.

– Это зверь знаменитый, от носа до кончика хвоста в нем сорок пять пядей 122, – гордо поведал Лонцано, словно это был его собственный лев. – Его добыл двадцать лет тому назад Абдалла-шах, отец нынешнего правителя. Лев в течение семи лет терроризировал стада скота, пока Абдалла не выследил его наконец и не убил. В годовщину той охоты в Кашане ежегодно устраивается празднество.