Говард Фаст - Спартак

— И как Спартак сбежал из этого места? — спросил он ланисту.

— Он не убежал. Никто не бежал из этого места. Это место таково, что оно быстро уничтожает желание раба вернуться в мир людей. Я выкупил Спартака оттуда.

— Оттуда? Но почему? И как ты узнал, что он был там, или кто он, или кем он был?

— Я не знал. Но вы думаете, что моя репутация у гладиаторов — это легенда, вы думаете, что я толстый и бесполезный громила, ничего не знающий о чем-либо. Уверяю вас, есть искусство даже в моей собственной профессии…

— Я тебе верю, — кивнул Красс. — Расскажи, как ты купил Спартака.

— Пить вино запрещено Легиону? — спросил Батиат, поднимая пустую бутыль. — Или я должен добавить пьянство к списку уничижений, в которых ты меня держишь? Не сказано ли, что глупец держит на своем языке тугую повязку, которую освобождает только ликер?

— Я принесу тебе еще вина, — ответил Красс, он встал и прошел за занавес в свою спальню, возвращаясь с другой бутылью. Батиат был его товарищ, и Батиат не беспокоился о пробке, но стукнул горлышком бутыли об ножку стола и наливал, пока вино не потекло через край.

— Кровь и вино, — улыбнулся он. — Я хотел бы родиться иным и командовать легионом. Но кто знает? Вы сами можете увидеть, как сражаются гладиаторы. Мне это надоедает.

— Я видел достаточно сражений.

— Да, конечно. Но стиль арены и мужество на арене есть то, чему ваша собственная массовая бойня не может полностью соответствовать. Они посылают вас, чтобы восстановить Фортуну Рима после того, как Спартак разгромил три четверти вооруженных сил Рима. Вы контролируете Италию? Правда в том, что Спартак контролирует Италию. Да, вы победите его. Никакой враг не может противостоять Риму. Но на данный момент он — лучший. Так?

— Да, ответил Красс.

— А кто тренировал Спартака? Он так и не сражался в Риме, но лучшие бои — не в Риме. Мясная лавка — вот то, что ценит Рим, но настоящие великие бои проходят в Капуе и на Сицилии. Говорю вам, ни один легионер не знает, что значит сражаться, ведь на нем шлем, нагрудник, наплечники, как младенец в утробе матери, тыкает этой палкой тебя. Иди голым на арену, с мечом в руке и ничем больше. Кровь на песке, и ты чувствуешь ее запах, когда входишь. Трубы играют, барабаны бьют, солнце светит, и дамы машут кружевными носовыми платочками и не могут оторвать глаза от ваших членов, казнимых всех вешают голыми, прямо перед вами, и все они кончат прежде, чем кончится день, но здесь оргазм наступает, когда ваш живот распорот, и вы стоите там, плача, пока ваши кишки вываливаются на песок. Вот это поединок, мой командир, и чтобы это вышло хорошо, обычные люди не годятся. Вам нужна другая порода, и где вы ее найдете? Я готов тратить деньги, чтобы заработать деньги, и я посылаю своих агентов, чтобы купить то, что мне нужно. Я отправляю их в места, где слабые умирают быстро и где трусы убивают самих себя. Два раза в год я отправляю агентов на Нубийские рудники. Однажды я был там, я — да, и этого было достаточно. Чтобы поддерживать работу рудников, вы должны использовать рабов. Большинство из них хороши в течение двух лет, не больше; многие из них хороши только шесть месяцев. Но единственный прибыльный способ работать на рудниках — быстро использовать рабов и всегда покупать больше. И так как рабы знают это, всегда есть опасность отчаяния. Это великий враг в рудниках, отчаяние. Перехватите болезнь. Поэтому, если у вас есть отчаянный человек, сильный мужчина, который не боится хлыста и кого другие слушают, лучше всего убить его быстро и выбросить на солнце, чтобы мухи могли питаться его плотью, и каждый мог увидеть плод отчаяния. Но такое убийство является пустой тратой и не пополняет кошелек, поэтому у меня есть договоренность с надсмотрщиками, они придерживают таких людей для меня и продают их по справедливой цене. Деньги попадают в их карманы, и никто не остается в проигрыше. Такие люди становятся хорошими гладиаторами.

— И так ты купил Спартака?

— Точно, я купил Спартака и другого Фракийца по имени Ганник. Вы знаете, в то время на Фракийцев была большая мода, потому что они хороши с кинжалом. В одном году это кинжал, на следующий год меч, в следующем году фусцина. На самом деле, многие Фракийцы никогда не касались кинжала, но такая легенда есть, и дамы не хотят видеть кинжал в руках всех остальных.

— Ты сам его купил?

— Через моих агентов. Они отправили их обоих в цепях из Александрии, и я держу портового агента в Неаполе и отправляю их по суше на носилках.

— У тебя немалый бизнес, — признался Красс, который всегда был готов вложить с прибылью немного денег.

— Значит, вы это понимаете, — кивнул Батиат, и вино потекло с уголков его рта, когда он растягивал в улыбке свои тяжелые челюсти. — Так поступают немногие. Как вы думаете, каковы мои вложения в Капуе?

Красс покачал головой. — Мне это никогда не приходило в голову. Каждый видит гладиаторов и никто не задумывается над тем, сколько нужно вложить, прежде чем они выйдут на арену. Но это распространено. Один видит легион, а другой говорит, что всегда были легионы, и поэтому всегда будут легионы.

Это была великолепная лесть. Батиат опустил бокал и уставился на командующего, а затем он провел пальцем вверх и вниз по своему выпуклому носу.

— Угадай.

— Миллион?

— Пять миллионов денариев, — медленно и решительно сказал Батиат. — Пять миллионов денариев. Только подумайте. Я работаю с агентами в пяти странах. Я владею портовым агентом в Неаполе. Я кормлю только лучшим, цельным зерном пшеницы, ячменя, говядиной и козлятиной. У меня есть своя арена для небольших представлений и пар, но в амфитеатре имеется каменная трибуна и это стоило многих миллионов. Я расквартировываю и кормлю манипул местного гарнизона. Не говоря уже о взятках в том же направлении — попрошайки, прошу прощения. Не все военные похожи на вас. И если вы сражаетесь с вашими ребятами в Риме, это пятьдесят тысяч динариев в год для трибунов и административных боссов. Не говоря уже о женщинах.

— Женщины? — спросил Красс.

— Гладиатор — это не плуг на латифундии. Если вы хотите, чтобы он был в тонусе, вы должны предоставить ему кое-что для сна. Тогда он лучше ест и сражается лучше. У меня есть дом для моих женщин, и я покупаю только лучшее, нет нерях или иссохших мешков с костями, но каждая сильна, здорова и девственна, когда попадает в мои руки. Я знаю; я пробую их. Он выпил свой стакан, лизнул его губами, выглядя при этом жалобными и одинокими. — Мне нужны женщины, — жаловался он, медленно наливая вино. — Некоторые мужчины — не я.

— А что за женщину они называют женой Спартака?

— Вариния, — сказал Батиат. Он ушел в себя, и в его глазах был мир ненависти, гнева и желания. — Вариния, — повторил он.