Эльдар Саттаров - Чао, Вьетнам

Командуя Южным фронтом во время пасхального наступления, уже под руководством Зунга, Чан Ван Ча пытался пробиться к Сайгону из Камбоджи. Свыше двух месяцев его бойцы бились за Ан-Лок, главный бастион американцев между камбоджийской границей и Сайгоном, все это время выдерживая самый настоящий ураган из ракет, бомб и напалма от зари до зари. Здесь им также пришлось отступить.

Поэтому ему необходимо было очень хорошо постараться, чтобы получить одобрение на третью попытку. К тому времени он в ходе нескольких рейдов смог перерезать несколько стратегических шоссе, захватил важный центр транспортной развязки и окружил южную столицу, пусть издалека, но со всех сторон.

Вскоре после презентации в Военном комитете его вызвали к товарищу Ле Зуану, руководившему партией после смерти Хошимина. После разговора с ним Чан Ван Ча получил в свое распоряжение, помимо трех дивизий пехоты, еще и артиллерийский и танковый полки. По отдельному ходатайству он получил также полк ПВО, оснащенный советскими зенитно-ракетными комплексами, который должен был сыграть одну из решающих ролей при штурме Сайгона.

Настояв на своем, для начала он вторгся из Камбоджи в провинцию Дарлак, где немедленно освободил город Бан-Му-Туот, застав полностью врасплох противника, дожидавшегося его на местах сражений прошлого года, в Шейку и Контуме. Это открыло его дивизиям путь на юг и юго-восток. После первой победы войска Чана выбили противника с горы Черная Дева, что над Тайниньской равниной, служившей узловым центром радиорелейной связи на Юге. Спустя непродолжительное время бойцы Второго корпуса в Центральном Вьетнаме освободили Хюэ, важный порт Камрань и Дананг с его богатыми месторождениями нефти. А когда был взят Ньячанг с крупнейшей авиабазой врага, революционная армия наконец-то смогла сосредоточиться на главной цели последних войн против Виши, Японии, Франции и США – на освобождении Сайгона. Впервые в небо над Вьетнамом взмыла революционная, коммунистическая авиация. Части регулярной армии под грохот канонады вступили в Сайгон. Один за другим пали Белый дом марионеточного правительства, аэропорт Таншоннят, тот самый, где я много лет назад чуть не поплатился жизнью за сбор сведений о французских самолетах, штаб Столичной зоны и, наконец, печально известное желтое здание на улице Катина, в застенках которого томились в ожидании публичных расстрелов сотни подпольщиков, партизан и просто случайных людей. Бойцы движения, в котором я участвовал с самого детства, триумфально вступали на центральные улицы моего родного города, соединяясь с отрядами городских повстанцев. Пьяные от великой победы, они стреляли в воздух и ликовали, подняв красный флаг над крышей дома на улице Массиж, где я родился без малого сорок лет назад. Дядя Нам аплодировал с балкона и размахивал заранее припасенным кумачовым флажком. Сбывалось пророчество моего бывшего комбата, товарища Чан Ван Ча, только вот меня рядом с ним не было. Ведь я был обвинен в предательстве и ревизионизме и не мог освобождать улицы родного города вместе с ним. Не было меня рядом с ним и несколько месяцев спустя, когда прибывшие из Северного Вьетнама особисты на заре усаживали моего бывшего комбата в черный воронок. Никто не знает, как сложилась дальнейшая судьба южного триумфатора, легендарного освободителя Сайгона. Его следы теряются за километрами колючей проволоки, протянутой вокруг тонкинских лагерей, разбитых на месте старых французских золотых приисков. Перед своим арестом Чан Ван Ча успел издать книгу, в которой он дерзко высмеивал промахи и недочеты северного командования и открытым текстом писал обо всех уловках, на которые ему пришлось пойти, чтобы обхитрить это командование и добиться своей великой победы. Органы госбезопасности объявили настоящую охоту на остававшийся в обороте тираж книги, но ее текст уже разошелся по рукам в народе, став легендой.

Впрочем, триумф Вьетконга не мог затмить собой той бездны страданий, в которую ввергли мой народ американцы. Скупые цифры в «Нян-Зан» подводили баланс великой победы Вьетнама над США, одержанной в борьбе против хладнокровной тактики геноцида. Миллионы мирных жителей погибли от ковровых бомбардировок. Общее количество бомб, сброшенных на населенные пункты Вьетнама, превысило итоговый тоннаж всех бомбардировок Второй мировой войны, включая Дрезден, Ковентри, Варшаву, Минск, Нагасаки. Еще миллионы погибли от напалма и химического вещества «Агент Оранж». Напалм липнет к коже, к детской коже, и горит в течение как минимум десяти минут при температуре свыше тысячи градусов Цельсия. Напалм невозможно ничем погасить, и он вызывает ожоги пятой степени – прожигает до кости, причиняя смерть в основном от нестерпимой боли. «Агент Оранж» отравляет растения, почву, воду и человеческие гены. В качестве оружия массового поражения он унес во Вьетнаме в сто раз больше жизней, чем атомная бомба в Хиросиме, – около пяти миллионов человек. Свыше миллиона детей родилось с врожденной инвалидностью, и такие дети рождаются до сих пор.

Статьи товарища Хай Чынга, который чаще всего сам был очевидцем описываемых им событий, отдавались болью в моей душе. Я понимал, что с тех пор как в Вашингтоне созрел и сложился консенсус насчет агрессии против моей родины, все эти страдания и мытарства моего народа были неотвратимы. История несчастного кхмерского проводника внезапно начала плодиться и размножаться на глазах, с тех пор как на нашу землю ступил сапог американской военщины, мучая, насилуя, стирая с лица земли миллионы вьетнамских семей. Миллионы глаз теперь были устремлены в самое сердце тьмы, подобно потустороннему взгляду кхмерского проводника, и не было им ни спасения, ни утешения в этом мире. Моя ярость была бессильной, мои руки оставались связанными. Невольно снимая шляпу перед фракцией Ле Зуана и перед моим бывшим комбатом Чаном, я парадоксальным образом ни разу не усомнился в своем выборе, сделанном в тот момент, когда меня обвинили в ревизионизме. Да, мой выбор не был выбором героя, но мне не перед кем оправдываться. Мой выбор был человеческим, пожалуй, даже слишком человеческим. В конце концов, я никогда не стремился стать великим героем, идущим к лучам бессмертной воинской славы, перешагивая через тела умирающих солдат. Все, к чему я стремился, когда померкло солнце моего безоблачного детства и я взялся за оружие, – это бороться за светлое будущее против вездесущих сил тьмы, окутавшей в те годы все пространство вокруг меня.

Когда под окном у меня раздался знакомый свист, я выглянул наружу. Это Бак приехал на велосипеде.

– Туан, айда на Зеленый базар? Там свежую рыбу привезли.