Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

— Бедненький: ты целых пять часов не знал, что я жду тебя дома. А я не знала, что ты уже в Москве и с тобой все в порядке. А твой Угланов, между прочим, обещал мне, что как только ты вернешься и отчитаешься, и если не будет чего-то неожиданного, он сразу же даст тебе отпуск.

— И, как видишь, сдержал свое слово.

Верочка гладила его лицо, целовала, а он рассказывал ей о поездке в Сталинград, опуская подробности боя в разрушенной школе и показывая все это так, будто наблюдал бой со стороны из хорошо защищенного места.

На другой день Матов и Верочка встали поздно. Они пили чай, когда позвонил генерал Угланов и сообщил, что Матову необходимо быстро собраться и ждать машину. Форма одежды — выходная, новая, та, что введена совсем недавно, но которую получили далеко не все.

— Что-нибудь случилось? — забеспокоилась Верочка, отчищая на его кителе какое-то едва заметное пятнышко.

— Почему обязательно — случилось? Ничего не случилось. В лучшем случае — наградят, в худшем — пошлют опять в командировку. Ничего не поделаешь: такая у меня служба, — успокаивал ее Матов, прикрепляя к кителю свои ордена, снятые с гимнастерки.

Они сели на диван, держа друг друга за руки.

— Ты знаешь, — сказала Верочка, — когда ты далеко, я не так за тебя переживаю, как сейчас, когда тебя у меня забирают неизвестно куда. Если тебя снова пошлют на фронт, ты позвони мне обязательно. Хорошо?

— Разумеется. Как ты могла сомневаться?

— Я не сомневаюсь. Я боюсь.

Внизу настойчиво просигналила машина. Матов вскочил, стал надевать шинель.

— Ты не волнуйся и не бойся, — торопливо говорил он. — Это не на фронт. На фронт вот так, с бухты-барахты, не посылают. Но я позвоню в любом случае.

Он поцеловал ее в губы уже на лестничной площадке. Еще раз и еще. И побежал вниз, прыгая через две ступеньки.

Капитан госбезопасности встретил Матова у раскрытой дверцы комуфлированной «эмки».

— Капитан Шурупов, — представился он. — Попрошу ваши документы, товарищ подполковник. — Проверив удостоверение личности и несколько раз посмотрев при этом на Матова, вернул удостоверение и пригласил садиться в машину.

— Куда мы едем, капитан? — спросил Матов, едва машина тронулась.

— В Кремль.

— В Кремль? — удивился Матов. — Не скажите, зачем?

— Узнаете на месте.

Машина проскочила Каменный мост, выехала на Манежную площадь, затем на Красную мимо Исторического музея и вкатила в узкие ворота Спасской башни. Царь-пушка, Царь-колокол, зеленые ели, снежные сугробы по сторонам, поворот, еще поворот, остановились у массивной двери белого здания, все еще накрытого маскировочной сетью. В раздевалке Матов и капитан оставили шинели и портупеи, по ковровой дорожке поднялись на второй этаж; длинный коридор, молчаливая охрана, высокая дверь, просторное помещение, мягкие стулья вдоль стен, за столом со множеством телефонов генерал с круглым лицом и плешивой головой.

— Проходите, вас ждут, — произнес генерал и сам открыл дверь, пропуская Матова вперед.

Довольно светлая комната, в ней за столом с телефонами двое, еще дверь и… большое помещение с зашторенными окнами, справа длинный стол, на столе большая карта, возле стола невысокий человек. Человек повернулся — и Матов узнал в нем Сталина.

— Входите, товарищ Матов, — произнес Сталин знакомым глуховатым голосом с легким акцентом и шагнул навстречу.

Матов подошел, хотел доложить, но Сталин протянул ему руку и, задержав в своей, спросил:

— Вы успели отдохнуть после поездки в Сталинград?

— Так точно! Успел, товарищ Сталин, — ответил Матов не слишком громко, боясь нарушить плотную тишину кабинета.

— Вот и прекрасно. Расскажите мне, какое у вас сложилось впечатление о наших войсках, сражающихся в Сталинграде.

— Самое благоприятное, товарищ Сталин, — ответил Матов, все еще не понимая, что именно хочет узнать от него Сталин. — Несмотря на ожесточенные атаки превосходящих сил противника, войска дерутся, проявляя изобретательность, нанося противнику ощутимые потери.

— Но кое-где немцам все-таки удается потеснить наши войска, рассечь оборону и выйти к Волге, — возразил Сталин и повел рукой, как бы отсекая всякие возражения.

— Удается, товарищ Сталин. Но с такими потерями, что отвоеванная ими территория практически ничего им не дает. К тому же, должен заметить, умело организованными контратаками мы зачастую возвращаем не только отдельные здания, но и целые кварталы.

— Говорят, вы сами принимали участие в бою. Разве это входит в обязанность офицера Генерального штаба? А если бы вы попали в плен?

— Разумеется, участие в бою не входит в мои обязанности, товарищ Сталин. Но обстоятельства складываются иногда таким образом, что волей-неволей приходится это делать. Что касается возможности попасть в плен, то вероятность этого ничтожно мала: ведь я там был не один. Да и немец уже не тот, товарищ Сталин.

— Что значит — не тот?

— Воюет без огонька, без былой уверенности в своем превосходстве, хотя дисциплина все еще высокая и упорства хватает, однако воюет как бы механически, раз за разом повторяя заученные приемы. Наши командиры и бойцы успешно этим пользуются.

Матов хотел добавить еще кое-что из вычитанного в дневнике лейтенанта Кемпфа, но удержался, посчитав, что лейтенант от отчаяния мог и преувеличивать некоторые негативные стороны поведения солдат своей армии, как это бывало и у нас до недавних пор. Не исключено, что Сталин читал его отчет, а там есть и ссылка на дневник и другие трофейные документы.

— То есть, вы хотите сказать, что Сталинград мы удержим…

— Так точно, товарищ Сталин, непременно удержим.

— Именно это я и хотел от вас услышать, товарищ Матов. Спасибо вам за подробную информацию. Я думаю, что очередной орден Боевого Красного Знамени вы более чем заслужили.

— Служу трудовому народу! — ответил Матов, вытягиваясь еще больше, но по-прежнему не повышая голоса.

— И где ты был, если не секрет? — спросила Верочка, помогая мужу раздеться. — Ой, да у тебя новый орден! Поздравляю!

— Спасибо, — ответил Матов, целуя жену. — А был я… а был я у товарища Сталина. В Кремле… Не веришь?

— Верю. А только как-то даже не верится, — произнесла Верочка, покачивая головой, с изумлением глядя на мужа, точно не узнавая его. И пояснила: — Ведь у него столько работы, такая страна, армия, столько фронтов! И… и вдруг — ты… Но почему именно ты?

— Я полагаю, что он хотел поговорить с человеком, который только что вернулся из Сталинграда.

Еще Матову хотелось сказать, что надвигаются события, которые, если все будет хорошо, должны повернуть весь ход войны. Но это была такая тайна, такая… что о ней и сам он лишь догадывался по небывало напряженной и целенаправленной работе, проводимой Генштабом. И Матов лишь повторил всем известные слова: