Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

И тут опять завыло, загудело, застонало. Николаенко определил точно: «катюши». И тотчас же припал к земле. А та вздрогнула под ним и забилась будто в лихорадке. И тело Николаенко вздрагивало вместе с ней, и глохло, коченело, сжимаясь само по себе в комок.

Гвардейские минометы свое отработали, и до слуха младшего лейтенанта донесся рык множества танковых моторов.

Двадцатисемилетний командир танкового батальона майор Евгений Ножевой окинул взором свои «тридцатьчетверки»: двадцать две штуки, одна в одну, свежевыкрашенные в лопуховый цвет, они сдержанно порыкивали своими пятисотсильными дизелями в ожидании сигнала к началу атаки. Этот сигнал получит не только он, командир батальона, и командиры рот, у которых имеются приемо-передающие радиостанции, но и все остальные экипажи, имеющие рации только с приемным устройством. А совсем недавно не было и этого. Впрочем, совсем недавно много чего не было в танковых частях.

Кстати, за этими новыми танками комбат ездил на Уральский вагоностроительный завод сам. Не один, конечно, а с лучшими танкистами своего батальона, отличившимися в боях во время разгрома окруженной 6-й армии генерала Паулюса. И собственными глазами видел инженеров и рабочих этого завода: худых от недоедания, но с радостными лицами оттого, что видят тех, кто будет воевать на танках, сработанных их руками и, если так можно выразиться, мозгами. И ему, только что получившему майорские погоны и должность комбата, стало отчего-то стыдно за свои три ордена и две медали, и это в то время, когда фашисты отбросили наши войска от Харькова, взяли Белгород и Орел. Вот если бы он со своими танками тогда дошел до Днепра — тогда совсем другое дело. А то ведь не только не дошел, а драпал во все лопатки, чтобы не попасть в окружение, потеряв при этом почти все свои танки. Правда, «тридцатьчетверок» среди них было немного, да и те, за неимением горючего, он приказал взорвать. Но не все взрывали свои танки, иные просто бросили. Так ведь и те танки, взорванные и не взорванные, делали эти же люди, и скажи им сейчас, что на некоторых из них немцы намалевали свои кресты и бьют теперь нас из таких же вот наших пушек, еще неизвестно, как бы они посмотрели на его ордена и медали. Ведь не расскажешь им, с каким наслаждением он однажды всадил в борт «тридцатьчетверки», в самый крест, намалеванный на нем, подкалиберный снаряд, так что от взрыва боеприпаса отлетела башня, а корпус вывернуло наизнанку. Конечно, не сама «тридцатьчетверка» «сдалась в плен», но в того (или в тех), кто ее бросил или послал не туда, куда надо, не обеспечив снарядами или горючим, поддержкой артиллерии или авиации, не выстрелишь.

Нет, о таком этим людям рассказывать нельзя. И совестно, и язык не повернется. И он рассказывал им, как они били фашистов в придонских степях, как хорошо вели себя танки, сделанные их руками, как отскакивали от них снаряды, не говоря уже о пулях, и что он, майор Ножевой и его товарищи, присутствующие на митинге, только поэтому остались живыми и смогли приехать сюда, чтобы от всего сердца, от имени всех живых и погибших, сказать им спасибо и низко поклониться за их самоотверженный труд.

И майор Ножевой склонился в поклоне. И его товарищи последовали его примеру.

Женщины плакали навзрыд. Впрочем, и мужчины тоже, украдкой вытирая глаза рукавом.

Разве такое забудешь!

Между тем «отыграли» «катюши», и тотчас же в наушниках прозвучал условный сигнал к атаке: «Сталь!», «Сталь!», «Сталь!» — и батальоны 32-й бригады 29-го гвардейского танкового корпуса двинулись в атаку с так называемых «выжидательных позиций». То есть даже еще и не в атаку, а просто вперед — туда, где бригада развернется для атаки.

Еще вчера комбриг полковник Линев собирал командиров батальонов своей бригады и подробно им объяснил на подробной же схеме, составленной в штабе бригады, порядок следования бригад: в авангарде идет второй батальон майора Вакуленко, за ним первый и так далее — по графику, а замыкает колонну батальон майора Ножевого. Лишь при выходе за линию наших окопов бригада должна развернуться в линию и на полном ходу атаковать позиции противника у совхоза «Октябрьский» и господствующую безымянную высоту 252,2. Однако на этой подробной схеме не были указаны позиции противотанковых орудий противника, минные поля, если они имеются, и даже не все овраги, с которыми придется столкнуться танкистам, но это никого не обескуражило.

— Бригаде придется разворачиваться в линию на местности, зажатой между железной дорогой и оврагами. По не уточненным данным, ширина открытого пространства не превышает один километр. Разворачиваться придется на виду у противника. Положение, надо сказать, не из лучших, — признался полковник Линев. — Но выбора у нас нет. Следовательно, все маневры должны выполняться быстро и четко. К тому же командование сомневается, что противник, который лишь вчера вечером захватил совхоз «Октябрьский», сумел создать вокруг него сильную противотанковую оборону. Но что бы он там ни создал, я твердо уверен, что мы с поставленной задачей справимся с честью, как и положено гвардейцам. Главное — держать скорость и вести непрерывный огонь. Отсюда задача для командиров подразделений: все видеть, четко и вовремя отдавать команды своим подчиненным. Мы обязаны прорваться сквозь огонь ПТО, выйти на тылы и раздавить артиллерию фашистов к чертовой матери! За нами идет 31-я бригада, за ней все остальные, — закончил свой инструктаж полковник Линев, внимательно вглядываясь в молодые лица комбатов, стараясь понять, дошла до них или нет поставленная задача. Лица, однако, были сосредоточенными, но ни сомнения, ни страха он на них не заметил.

И никто ему не возразил, не задал вопроса. Да и чего тут возражать? О чем спрашивать? Чтобы такой силищей да не раздавить — быть такого не может. Только в их бригаде в атаку пойдет шестьдесят три Т-34, то есть шестьдесят три орудийных ствола и вдвое больше пулеметов. А всего в 5-й гвардейской танковой армии «тридцатьчетверок» почти шестьсот штук, да около трехсот Т-70, да полсотни самоходок. И в их числе десятка полтора стапятидесятидвухмиллиметровых. А овраги и все прочее — это препятствие для новичков. Здесь же собрались воины бывалые, прошедшие огонь, воду и медные трубы. Правда, в батальонах много необстрелянной молодежи, но эта молодежь более-менее грамотная, все комсомольцы, и хотя в бой идут впервые, задора хоть отбавляй.

И все-таки осадок в душе майора Ножевого остался: идти в бой, ничего не зная о противнике, чревато непредсказуемыми сюрпризами. Про сюрпризы майор Ножевой знал не понаслышке, а на собственном опыте. Вот так же, без разведки и подготовки, с марша, их танковая бригада в августе тридцать девятого года атаковала японские позиции в далекой Монголии у реки Халхин-Гол, — и более половины танков сгорело вместе с экипажами. Он, майор Ножевой, командовал тогда танковым взводом и до сих пор не уверен, что комкор Жуков был прав, посылая танковую и броневую бригады в лоб на укрепленные позиции противника, практически без поддержки артиллерии и авиации. Но то дело прошлое, а предстоящее дело только разворачивается.