Том Холт - Песенка для Нерона

По мнению Скамандрия, начать работать означало схватить Луция Домиция и приставить ему нож к горлу.

— Ты, — сказал он мне. — Вставай и начинай вытаскивать золото, или твой дружок порежется. И даже не думай меня обдурить. И ты тоже, — добавил он, обращаясь к Миррине, — давай пошевеливайся, работы полно.

Миррина состроила гримаску.

— Дай мне нож, я буду сторожить кабана, — сказала она. — Ты сможешь перекидать куда больше меня.

Он вздернул голову.

— Хоть раз сделай, что сказано, — сказал он. — И не спорь.

В общем, Миррине пришлось спустится в яму и начать работать, что не слишком ее обрадовало. Места тут было немного, а стоять на груде золотой посуды непросто; мы оба то и дело поскальзывались и падали, пока не расчистили место, чтобы стоять. Миррина дулась и ничего не говорила, что меня устраивало; я был сыт ею по горло.

Не знаю, что задержало Аминту так надолго; казалось, прошло несколько часов, прежде чем он вернулся с моряками. Но зато они принесли светильники, факелы, веревки, доски и всякие другие полезные вещи, и как только они приступили к работе, дело пошло. Необычная работенка выдалась этим морякам. Весь их вид говорил о том, что они не верят собственным глазам. Конечно, все они узнали Луция Домиция и меня, но не могли понять, надо им разевать рот или нет, поэтому только молча посматривали на нас с изумлением.

Чего у нас совсем не было, так это повозки или чего-то, хотя бы отдаленно ее напоминающего, даже тачки. Это было плохо, поскольку означало, что нам придется перетаскать все золото до последнего кусочка на себе. Если извлечение его из пещеры было уже само по себе тяжелым трудом, то о переноске на корабль и думать не хотелось. В общем, капитан приказал корабельному плотнику взять пару человек и пойти соорудить что-нибудь; красота ему не нужна, сказал он — лишь бы работало. Это немедленно разозлило Аминту; здесь приказываю я, сказал он, а он никому не разрешит уходить, пока есть работа. Капитан остался спокоен, чем, кажется, еще больше завел Аминту; он указал, что носить такое количество груза на спине — чистый идиотизм, в то время как если мы отпустим троих из двадцати пяти человек на пару часов, то в результате можем избежать трех или четырех дней тяжкого труда. Прежде всего, сказал он, вопрос в еде и пресной воде; того, что есть на борту, хватит не больше, чем на неделю, а нам еще надо доплыть назад. Поэтому главным нашим дефицитом является время, с какой стороны не посмотри. Он бы с радостью отправил людей в ближайший город, чтобы купить три-четыре фургона с лошадьми или быками, а также вино, еду и кучу инструментов, которые могут нам понадобиться. Аминта не собирался этого терпеть. Никто никуда не уйдет, сказал он. А иначе что? — последовал вопрос; в конце концов их тут было всего двое против двадцати моряков. Капитан не стал выпячивать это обстоятельство, но дураков тут не было и всем все было ясно, хотя никто и не произнес этого вслух. Вид у Аминты стал глубоко задумчивый, как будто до него дошло, что никогда в жизни он не сталкивался с более серьезной проблемой.

В общем, капитан настоял на постройке повозки, и Аминта оставил его и других моряков в покое и стал держаться в стороне, хотя на таком маленьком пятачке это было и непросто. Учитывая все это, а также его попытки постоянно следить за всеми, можно было предположить, что долго он не протянет. С каждой минутой он выглядел все хуже и хуже, что устраивало меня как нельзя больше.

Думаю, капитан так же хотел перекинуться со мной словечком наедине, как и я с ним. Это было непросто, пока Аминта следил за всеми, будто сокол, но в конце концов он удалился посмотреть, как продвигается работа плотника и мы получили свой шанс. Скамандрий и Миррина воспользовались моментом, чтобы отойти в сторону и посидеть — они не привыкли к тяжелой работе, и только присутствие Аминты не позволяло им халтурить. Капитан убедился, что они не смотрят, подошел поближе и ухмыльнулся.

— Я не собираюсь расспрашивать, — сказал он. — Можешь рассказать попозже, как вы двое в это ввязались. Но должен сказать, что твой дружок мне не нравится.

— Аминта? Он мне не друг, — сказал я.

— Серьезно? — капитан кивнул. — Рад это слышать, потому что на обратном пути я собираюсь убить его. Ты не возражаешь?

— Совершенно нет, — ответил я. — И двоих других, раз уж на то пошло.

— Девушку тоже? — он взглянул на меня.

— Конечно, почему нет? Она причинит тебе кучу неприятностей, если ты этого не сделаешь. Все это золото… такой шанс выпадает раз в жизни. На твоем месте я бы не стал рисковать.

Он посмотрел на меня странным взглядом:

— Как раз повод заметить, что вы с приятелем — это тоже риск, — сказал он. — Особенно после того, как вы показали, что особенно верить вам нельзя. Как полагаешь, вас я тоже должен убить?

Я немного подумал.

— О, думаю, нет, — сказал я. — Мы с Луцием Домицием никому не причиним хлопот. Мы же практически члены команды.

Он мгновение помолчал, затем кивнул.

— Мне тоже так кажется, — сказал он. — Ладно, оставь неприятную работу мне и моим ребятам. То есть, если ты сам не…

Я вскинул голову.

— Нет, все хорошо, — сказал я. — Действуйте. В любом случае, это не наш профиль. Я, впрочем, не утверждаю, что ваш, — добавил я вежливо, — но я уверен, что вы знаете, что надо делать. В общем, не обращайте на нас внимания.

Он кивнул и повернулся, чтобы идти; затем смешался и снова посмотрел на меня.

— Еще одно, — сказал он. — Мы просто поспорили тут с ребятами. Этот твой приятель, — и он мотнул головой в сторону Луция Домиция.

— А что с ним? — сказал он.

— Это же Нерон Цезарь, так?

В этот момент мне к щиколоткам можно было приделать колеса и использовать меня в качестве тачки.

— Так, — сказал я. — Но как ты…

Он ухмыльнулся.

— Сделай милость, — сказал он. — Я не слепой, и мои парни тоже. Видели его лицо на монетах достаточно часто, не говоря уж о статуях, которые в прежние времена торчали повсюду.

— Да, но… — я не знал, что сказать.

— Об этом не беспокойся, — сказал капитан. — Нам без разницы, мы не брезгуем никем. Простое любопытство, вот и все. После того, как все кончится, может, расскажете нам свою историю. Думаю, она стоит того, чтобы послушать.

Я пожал плечами.

— Да ничего особенного, — сказал я. — Но да, конечно, если тебе интересно.

— Спасибо, — он улыбнулся. — Подумать только, Нерон Цезарь. А мой старик все твердил, что из меня толку не выйдет.

Он оглянулся через плечо и пошел прочь; я заметил, что он тихо переговорил с первым помощником, а затем с непринужденным видом обошел по кругу всех своих людей. Подозреваю, что нужно много чего уметь, чтобы управлять кораблем: ты должен быть сообразительным и практичным, ладить с людьми, владеть собой, уметь доводить дела до конца без свар и споров. Думаю, такой человек вполне способен принять решение вроде этого: вот три человека — двое мужчин и одна женщина — с которыми я едва знаком и которые, возможно не самые приятные люди на земле, но они не причинили мне ни малейшего вреда; эти два парня и симпатичная девушка стоят у нас на пути и поэтому им придется умереть. Такой человек должен уметь принимать подобные решения без суеты, а раз решив, должны выбрать из команды — девятнадцати человек, с которыми он провел большую часть жизни — пятерых, которые станут эскадроном смерти, в то время как остальные четырнадцать продолжат выполнять текущую работу. Затем ему надо выбрать самый быстрый и безопасный способ убийства, чтобы никто не сбежал и не причинил вреда никому из его людей. Эти решения он должен принять за время, которое потребовалось бы на поедание сушеной фиги, и все они должны быть правильными, а способы наиболее эффективными. Он должен проинформировать тех пятерых спокойно и не привлекая внимания, а в конце он должен сделать так, чтобы все было проделано быстро, без сомнений и вопросов. Если вы не такой человек, я думаю, вы не подходите на роль шкипера, управляющего фермой или правителя империи. Наш капитан проделал все походя, как будто всего лишь приказал кормчему держаться такого-то и такого-то курса, потому что ветер поднимается, а ему не нравится вид вон тех облаков. Вопросы жизни и смерти, видите ли; достижение наибольшее благо для наибольшего числа людей; умение доставить вас, ребята, домой живыми и здоровыми, а груз — в сохранности и вовремя. Я не способен к такой работе, а Луций Домиций и подавно. Да что там, из десяти тысяч и одного такого не сыскать. Странно, не правда ли, как мы выбираем тех, кто будет управлять государственным кораблем? (Извините, меня и самого тошнит; но всякий раз, когда римский сенатор поднимается на задние ноги и произносит речь, вы слышите о штормах, подстерегающих впереди, и о твердой руке на кормиле, благодаря которой мы все в конце концов прибудем в безопасную гавань. Ну так вот — если сенатору можно нести такое фуфло, то почему мне нельзя?). Нашего капитана я бы выбрал в консулы, голосуя всеми частями тела — увы, он был чужеземец и к тому же простой, как свиное дерьмо — таких не выдвигают в консулы. А неподалеку отирался наш Луций Домиций, усаженный в курульное кресло своей матерью-сукой и оставленный сидеть там из-за того… ну, в основном из-за того, что он оказался единственный, кого не убили и не приговорили к изгнанию на скале посреди моря размером с кухонный стол. Идиотский способ выбирать владыку мира — я, впрочем, не слышал, чтобы кто-нибудь изобрел способ получше.