Том Холт - Песенка для Нерона

— Заткнись, а?

Остаток дня мы потратили на то, чтобы заблудиться.

В сложившихся обстоятельствах это было разумным поступком. В конце концов, если ты сам понятия не имеешь, где находишься, то как тебя искать? К счастью, заблудиться в Риме проще простого. Мы просто направились на северо-восток, пока не дошли до Субуры, а там нырнули в лабиринт прелестных маленьких улочек, дворов и тому подобного. Без проблем.

Когда мы закончили, было уже довольно поздно, мы оба вымотались, не говоря уж о голоде. В конце концов мы нырнули под портик какого-то ужасно неряшливого храмчика, повалились и заснули в компании примерно двенадцати других подонков. Не помню, что мне снилось, но зато помню, как проснулся, потому что первое, что я увидел, открыв глаза, был стоящий надо мной мужик с ножом.

Ненавижу такие пробуждения.

К счастью, мне хватило ума пнуть его в яйца, и он рухнул на спину. Когда я стал приподниматься, что-то тяжелое скатилось у меня с груди и со звоном полетело на пол. Только одна вещь в мире звенит таким образом.

Мужик попытался встать, так что я пнул его в ухо и он успокоился. С виду он был бродяга как бродяга, но сейчас находился в отключке, а я не собирался дожидаться, когда он очнется.

К слову, Луций Домиций решил проснуться как раз в этот момент. Он рывком уселся, и я услышал точно такой же звон.

Случаются вещи странные и вещи попросту необъяснимые. Я подобрал одну из звенящих штук, растянул слегка ремешки и заглянул внутрь. Внутри оказалось по меньшей мере сорок денариев.

Это означало, что ночью, пока мы спали, окруженные уличным сбродом, кто-то подкрался к нам совершенно незаметно и засунул нам с Луцием Домицием под рубашку по толстому кошельку.

Со временем научаешься действовать в разных обстоятельства — например, если тебя преследуют власти, или если тебя вышвыривают из таверны из-за негодных башмаков, или побивают камнями за странные речи. Прожив в этом мире достаточно долго, набираешься умений, необходимых в подобных случаях, автоматически — если только ты не исключительный счастливчик или римский сенатор. Все это ожидаемые вещи. Опытный человек начинает уклоняться еще до того, как в него прицелятся.

Но на сей раз меня застали совершенно врасплох. Судите сами, каким надо быть больным ублюдком — выслеживать кого-нибудь через половину известного мира, чтобы подкрасться к нему, пока он спит, и снабдить деньгами? Эдак можно довести свою жертву до безумия. Это бесчеловечно.

Луций Домиций таращился на меня. Он что-то сжимал в руках.

— У тебя тоже? — спросил он.

Я кивнул.

— Нам надо убираться отсюда, — заявил я. — И побыстрее.

— Прекрасная идея, — ответил он.

На двоих у нас было восемьдесят денариев. Это хорошие деньги. Мы не привыкли носить на себе такое количество серебра. Поразительнее всего было то, что мы не украли их, не выманили обманом и не (боже упаси!) заработали. Пока мы торопливо продвигались в общем направлении Остийских ворот, я проворачивал в голове возможные объяснения. Например, что деньги — поддельные; пустить в оборот фальшивые деньги означало в Риме смертный приговор, и это был бы хитрый способ отправить нас на крест, да только я учую фальшивку в тумане за пятьсот шагов, а монеты в кошельках были совершенно подлинными.

Значит, думал я, деньги могут являться добычей с какого-нибудь ограбления, возможно, связанного с убийством стражника или слуги и быть как-нибудь помечены. Но я осмотрел их и не нашел никаких меток, монеты как монеты — одни постарше, с Тиберием, другие совсем новые, с уродливой мордой Веспасиана, косящего на вас сквозь латинские буквы. Ладно, думал я, может, этот хитрец — грек, и он считает, что деньги положено носить во рту; может, он смазал их ядом. .

На этом этапе я решил перестать ломать голову, пока она действительно не сломалась.

— Ты понимаешь, — спросил Луций Домиций, когда мы проходили мимо Благой Богини, — что они, скорее всего, выставили соглядатаев у ворот?

Я покачал головой.

— Слушай, — сказал я, — все это вышло далеко за пределы привычного нам дерьма. Если они хотели перерезать нам глотки, то сделали бы это ночью. Вот тебе идеальная возможность. Двое бродяг, убитых в Субуре — да никто бы и не заметил. Нет, происходит что-то еще, и я ни хрена не могу понять, что, но у меня от этого кишки заворачиваются.

Он немного подумал.

— Значит, ты считаешь, что нам ничего не грозит на воротах?

— Понятия не имею, — сказал я. — Может и грозит. Но если мы не собираемся провести в городе остаток жизни, рано или поздно нам придется пройти через ворота. Мне видится, что лучше всего будет сесть на корабль и уплыть куда-нибудь далеко-далеко отсюда, а лучше Остии места для этого не найти. Из Остии каждый день во все стороны света отправляются корабли, и если мы проберемся на борт незаметно, никто не узнает, куда мы отплыли.

— Мне это нравится, — сказал Луций Домиций. — Хитро придумано.

— И нечего так удивляться. У меня то и дело бывают хорошие идеи.

Так мы себе шли и шли, и чем дальше, тем сильнее мне хотелось есть. Честно говоря, не думаю, что вы станете меня за это винить, поскольку последняя наша трапеза состояла из жидкого супа и вялой зелени в бараках Гнатона, и это было так давно, что ее вполне мог готовить Геракл, а тарелки потом мыл Ахилл. Мы не чувствовали голода прежде, потому что измотались до последней степени, но сейчас немного отдохнули, и я не видел смысла спасать наши шкуры бегством, если нам суждено погибнуть от голода в процессе.

Не стоит и говорить, что в ответ на мои жалобы Луций Домиций проявил столько же сочувствия, сколько можно ожидать от гадюки. Но я ясно дал понять, что если он мы не остановимся перекусить, я буду продолжать ныть до тех пор, пока у него глаза не полопаются.

— Ладно, ладно, — сказал в конце концов. — Мы возьмем немного хлеба на ближайшем лотке. Это тебя устроит?

— Нет, — сказал я. — Это, блин, совсем меня не устроит. Я желаю, как минимум, бобовый суп, горошек, шмат ветчины и кувшин вина. Одному богу известно, когда мы в следующий раз поедим, поэтому лучше запастись как следует. Самый обычный здравый смысл. Далеко же мы убежим, если будем слишком слабы, чтобы двигаться.

Его не слишком впечатлил этот аргумент, как я заметил, но все же ему хватило ума сообразить, что в данном случае проще сдаться, чем спорить. К счастью, мы набрели на открытую таверну раньше, чем он успел передумать.

Блюдом дня оказалась некая серая жижа с твердыми включениями.

К сожалению, блюдо дня было заодно и единственным наличным блюдом, если не считать хлеба, твердого, как армейские сапоги, и сухого, ломкого сыра. Вы бы таким и собаку не стали кормить. У нас выбора не было.