Сьюзан Ховач - Башня у моря

Парень метнул на меня свирепый взгляд, но взял себя в руки и приступил к своему короткому рассказу. Должен признать, говорил он хорошо. Сделав себе заметку на память спросить у Макгоуана, как парень хозяйствует на своей земли после смерти год назад Драммонда-старшего, я начал внимательно слушать первую версию бедствия.

Все обстояло хуже, чем я опасался. Когда он закончил, я не стал комментировать, только принял еще чая от сестры отца Донала и обратился к патриарху семьи Джойс:

– Итак, Шон Денис Джойс, теперь ваша очередь говорить.

Джойс, который был не менее чем в три раза старше Драммонда, произнес сумбурную речь о сбившихся с пути женщинах и о том, что возмездие за грех – смерть.

– Разве не так, отец? – добавил он негодующе, обращаясь в конце своей речи к священнику.

– Воистину так, Шон Денис Джойс, – с сомнением в голосе ответил священник и стрельнул в меня встревоженным взглядом.

– Понимаю, – заключил я, прежде чем Джойс успел начать новую речь. – Значит, вы оба утверждаете, что Родерик Странахан, который не только твой родственник, Шон Денис Джойс, но еще и мой воспитанник, соблазнил жену Шеймаса О’Мэлли – твоего родственника, Максвелл Драммонд. О’Мэлли считал – справедливо или нет, – что у Странахана дурная репутация, и, когда увидел, как тот разговаривает с его женой днем ранее на этой неделе, заподозрил худшее. Вчера он незаметно пошел за своей женой к развалинам хижины Странахана по другую сторону залива и застал свою жену и молодого человека в определенных обстоятельствах. Ни один из вас не может охарактеризовать точно эти обстоятельства, но, каковы бы они ни были, вы оба сходитесь в том, что О’Мэлли рассвирепел и попытался зарезать Странахана. В этот момент появился мой сын Патрик, прятавшийся в развалинах, и сбил О’Мэлли с ног, дав таким образом Странахану шанс скрыться. О’Мэлли быстро пришел в себя, но, увидев, что Странахан и мой сын уже успели убежать достаточно далеко, впал в такую ярость, что сначала ударил ножом свою жену, а потом убил себя. Каким-то чудом его жена осталась жива и смогла доползти до ближайшей хижины и попросить о помощи. – Я помолчал. – Вы оба согласны с тем, что обе ваши истории сводятся именно к этому?

Им пришлось согласиться со мной. Я допил чай и встал.

– Я хочу поговорить со вдовой, – сказал я отцу Доналу. – Отведите меня к ней, пожалуйста.

Хижина Шеймаса О’Мэлли находилась на южном берегу озера, откуда был виден Клонах-корт и загон, где муж Аннабель разводил скаковых лошадей. Воспоминание об Аннабель и ее совете в тот момент были для меня невыносимы. Повернувшись спиной к Клонах-корту, я снова спешился и последовал за отцом Доналом мимо куч торфа и свиного навоза в темное, дымное нутро хижины.

На соломенном матрасе лежала в жару женщина. Поскольку у нее сохранились все зубы, я решил, что ей едва перевалило за двадцать. После того как отец Донал осторожно объяснил ей, что я хочу с ней поговорить, я задал один или два вопроса, выслушал ее жалостные, сбивчивые ответы. Долго я в хижине не задержался. Быстро узнав все, что мне требовалось, и оставив отца Донала с несчастной, я вышел на дорожку, где Драммонд и Джойс ждали меня с моей лошадью.

Я забрался в седло.

– Прежде чем вынести решение, я должен поговорить с моим сыном и Родериком Странаханом, – решительно заявил я им. – Но вы можете не сомневаться, что, выслушав все показания, я поступлю по справедливости.

– Если вы сочтете, что Дерри Странахан виновен, вы его выгоните из своего дома, милорд? – спросил Драммонд на своем необыкновенно хорошем английском. – Вы ему скажете, чтобы он больше никогда не появлялся у вашей двери?

– Придержи язык, парень, – отрезал я. – Я беспристрастно выслушал вас и обещал поступить по справедливости. Просить о чем-то большем – верх дерзости. Всего доброго вам обоим.

И, усталый и с болью в сердце, я поскакал к дому моего племянника Джорджа в Леттертурк.

Мой племянник Джордж, грубоватый, душевный и добродушный парень, жил холостяком, увлекался охотой, ловлей рыбы и часто объезжал свое маленькое имение с хозяйским выражением лица. Раз в год он ездил в Дублин, чтобы показаться в Замке, но в остальном его светская жизнь сводилась к посещениям Кашельмары во время моих приездов и редких обедов с другими сквайрами, жившими на берегу Лох-Маска. Я всегда расстраивался оттого, что мой брат Дэвид вырастил такого никудышного сына. Впрочем, чувствовал и собственную несправедливость по отношению к Джорджу, который, невзирая на все свои недостатки, был вполне достойным племянником.

– Мой дорогой дядюшка! – изумленно проговорил он, поспешив встретить меня, как только я остановил своего скакуна перед его дверями. – Слава богу, что вы приехали.

– Патрик у тебя?

– Да… и этот дерзкий щенок Странахан. Бог мой, дядюшка, если бы вы не приехали, клянусь, я бы вышвырнул его из дома. Всякому терпению в конечном счете есть предел…

– Джордж, я чертовски устал. У тебя есть конюх, чтобы взял мою лошадь?

– Да-да, конечно, дядюшка. Простите. Питер! Возьми лошадь лорда де Салиса! Заходите, дядюшка, присаживайтесь, отдохните…

Мне удалось вытянуть из него стакан бренди, и, почувствовав себя лучше, я сказал ему, что хочу увидеть Патрика наедине. Сыну понадобилось десять минут, чтобы набраться мужества и прокрасться в комнату. Выглядел Патрик бледно, и я даже рот не успел открыть, чтобы выбранить его, как он начал плакать.

– Бога ради, Патрик, возьми себя в руки, не веди себя как младенец в пеленках! – Я был более резок, чем следовало, но ничто не могло вывести меня из себя сильнее, чем эта готовность лить слезы. – Мы начнем с самого начала, – сказал я, с трудом сдерживая себя и говоря спокойным голосом. – Почему ты убежал из школы?

– Я ее ненавижу, – проговорил он, рыдая еще сильнее. – Я пытался ее полюбить, но у меня не получилось.

– Почему?

– Она как тюрьма. Я не понимаю, зачем меня нужно запирать в таком месте. Я не сделал ничего плохого.

Я проигнорировал его неуклюжую попытку вызвать жалость к себе.

– У тебя были трудности с уроками?

– Я не понимаю латыни и греческого. Я старался, но я ничего не понимаю.

Новые рыдания.

– Ты подружился с кем-нибудь из ребят?

– Никому из них не нравится то, что нравится мне.

Его слова меня ничуть не удивили – я знал его склонность к работе руками и другие низменные интересы.

– Наверное, кто-то из них проявлял к тебе недоброжелательность, – продолжал я, стараясь не показывать своей неприязни. – Но, Патрик, ты должен научиться защищать себя и стоять на собственных ногах! Я думаю, школа поначалу жесткое место, но…

– Ты и представить себе не можешь! – воскликнул он, явно слишком расстроенный, чтобы заметить, как грубо обрывает меня на полуслове. – Ты никогда не учился в школе. Не знаешь, что там творится!