Сьюзан Ховач - Башня у моря

– В таком случае…

– Но я не верю ни одному его слову! – Я зарыдала.

– Эта проблема легко решается, – продолжил Эдвард все тем же сочувственным голосом. – Поговори с другим доктором. Если хочешь – и с третьим. Собери их мнения, и, возможно, ты будешь чувствовать себя увереннее.

Я поплакала еще немного, но он, в общем-то, не оставил мне никаких оснований для слез. Я вытерла глаза платком и сделала усилие, чтобы успокоиться.

– Прекрасная мысль, – уверенно согласилась я. – Почему сама не догадалась? Какая же я глупая! – Но тут почувствовала, что мои глаза снова наполняются слезами. Сжав скатанный в тугой шарик платок, я попыталась прогнать слезы. – Уверена, что буду очень любить ребеночка, когда он появится, – пробормотала я со слезами на глазах и, несмотря на все усилия, снова разрыдалась.

– Мы должны сразу же придумать ему имя, – напомнил с хитрецой Эдвард. – Ты же помнишь, ты всегда говорила, что хочешь думать о Томасе и Дэвиде как о людях задолго до их рождения. Если ты сможешь думать о новом ребенке как о человеке, тебе, возможно, будет легче.

– Да, – согласилась я, бесполезно пытаясь промокнуть глаза мокрым платком. – Имя. Ох, дорогой, мне ничего не приходит в голову. Придумай имя, Эдвард.

Он дал мне новый платок.

– Может быть, Ричард? – предложил он. – Так звали дядю, который оставил мне Вудхаммер-холл, – дядю, который оказал на меня сильное влияние в юности. Если тебе нравится это имя…

– Ричард. Да. Да. Очень нравится, – поспешила согласиться я, и после этого мне и в самом деле стало легче готовиться к моему испытанию.

Конечно, родилась девочка.

Роды были легкие. Все закончилось за три часа. Ошеломленная, я сказала доктору Ивсу:

– Наверное, это ошибка. Неужели уже все?

Но доктор Ивс только улыбнулся покровительственной улыбкой, так что мне захотелось отвесить ему пощечину. Ребенок жалобно закричал, и повивальная бабка, соскучившаяся от неинтересных родов, язвительно сказала:

– У вас наконец девочка, миледи.

У меня сердце упало. Это была непроизвольная реакция. Я даже не задумывалась, почему у меня нет желания иметь девочку, и не понимала, откуда такое разочарование.

– Это не может быть девочка, – в отчаянии возразила я. – Это мальчик. Мы и имя выбрали – Ричард.

– Ну-ну, – успокоительно пробормотал доктор Ивс. – У нас всех случаются маленькие разочарования. Постарайтесь отдохнуть и восстановить силы.

И я уснула, но, когда проснулась, мое облегчение – слава богу, все позади – тут же омрачилось другой мыслю: Ричард оказался девочкой. Я лежала, сжимая в руках простыню, устремив взгляд в потолок; я почти не ощущала физического дискомфорта и ломала голову: что же теперь скажу Эдварду? Позднее, когда в комнату вернулась нянька, чтобы еще раз показать мне ребенка, мое настроение испортилось еще больше. Ребенок был совершенно дурен. Ярко-красная кожа, большая голова без волос и маленький живот.

– Да-да, – буркнула я, пряча по мере сил отчаяние. – Очень хорошенькая. Спасибо.

Ребенка уложили в колыбельку, и тут же появился Эдвард, а нянька вышла, чтобы мы могли поговорить наедине.

Мы обнялись, и он, улыбаясь, прошептал:

– Значит, все прошло хорошо?

– О да, – подтвердила я, пытаясь напустить на себя веселый вид. – Доктор Ивс ужасно неприятный человек, но не сомневаюсь: он очень умен. Даже подумать не могла, что роды пройдут так легко.

– Слава богу, – сказал он, снова целуя меня.

– Слава богу, – согласилась я, крепко сжав его руку.

Наступило молчание.

– Ну, – смешливо заметил он, – похоже, нам снова придется заняться именами.

– Я рада, что ты это упомянул, – тут же ответила я, – потому что у меня прекрасная идея. Эдвард, давай назовем ее Нелл. Красивое имя и короткое; я часто раздражалась, оттого что у меня такое длинное имя, и подумала, что ты будешь не против, если ее назовут в честь дочери, которую ты так любил. Что скажешь?

Он посмотрел на меня испуганным взглядом:

– Это очень благородно с твоей стороны, но…

– Как же хорошо, – оборвала я его, чувствуя, что слова будто помимо моей воли срываются с губ, – если мы назовем ее в честь твоей любимой дочери. Мне бы было очень приятно.

– И мне тоже, но, Маргарет, Нелл – это просто уменьшительное от Элеоноры, и людям может показаться странным, если я назову дочь моей второй жены именем первой.

– Господи боже, – отозвалась я, – да почему меня должно это волновать? – Мне вдруг пришло в голову, насколько я выросла с первых дней моего брака, когда имя Элеонора было для меня запретным. – К тому же Элеонору никто не называл Нелл, – напомнила я, – а Нелл никто не будет называть Элеонорой.

– Ну, если ты уверена…

– Абсолютно. Ах, Эдвард, ты очень расстроился, что это не мальчик?

– Моя дорогая Маргарет, нет, конечно! Я понимаю, что ты можешь быть немного разочарована, но что касается меня, то я просто рад, что ты и ребенок в безопасности и здоровы. Это гораздо важнее, чем пол ребенка.

Тяжелое бремя тревоги свалилось с моих плеч. Когда он встревоженно спросил: «Ты очень разочарована?» – я правдиво ответила: «Нет, я рада, что у нас дочь. Очень рада».

Девочка родилась слабенькой. Поначалу она много плакала, как Томас в первые месяцы жизни, но Томас, несмотря ни на что, быстро набирал вес, и его здоровье не вызывало беспокойства. О Нелл мы все беспокоились. Доктор Ивс регулярно приходил к нам, осматривал ее, нянька осталась, чтобы за девочкой был специальный уход. Бóльшую часть времени я проводила в маленькой комнате дочери.

– Малышка болеет? – спросил Томас.

– Нет, дорогой, просто она слабенькая.

– А когда она сможет играть с нами? – уточнил Дэвид.

– Ну, до этого еще далеко. Но придет день – будет играть.

Постепенно у нее исчез красный цвет с лица, свойственный новорожденным. Кожа стала светлой, с каким-то забавным прозрачным свойством, делавшим ее словно воздушной. У нее были голубые, высоко посаженные глаза красивой формы. Я думала, что она со временем станет светловолосой. Часто представляла себе, как Нелл растет и какая радость будет выбирать материю для ее платьиц, а потом примется просматривать со мной модные журналы. Может быть, будет проворнее меня с иголкой, но с этим вряд ли возникнут какие-то проблемы. Мальчики со временем отправятся в школу, но теперь меня их исчезновение уже не расстроит так сильно, потому что со мной останется Нелл.

В марте, два месяца спустя после рождения, она стала плакать реже. А еще начала кашлять.

– Когда она начнет улыбаться? – спросил Томас.

– Позднее, дорогой, немного позднее. Когда наступит весна.

– А мы тогда сможем с ней гулять?

– О да, потому что маленькие любят солнышко. Тогда она будет часто улыбаться и смеяться, ты увидишь.