Сьюзан Ховач - Башня у моря

Я, как и предполагала, пристыдила девочек, и, к моему удовлетворению, они и в самом деле попытались загладить свою вину. Они не были плохими, но мне оставалось только пожалеть, что Клара и Эдит не пошли в мать, которую я находила все более и более приятной в общении. Клара была очень миленькой, хотя чуточку медлительной, а Эдит – бедняжка Эдит! – оказалась неуклюжей дурнушкой и едва могла поддержать беседу. Но мне известно, что такое страдать в тени хорошенькой старшей сестры, а четырнадцать лет – трудный возраст.

Я тем временем продолжала с успехом вмешиваться в чужие дела и считала свое вмешательство в высшей степени успешным.

– Эдвард, пожалуйста, ты мне обещал, что не будешь говорить с Маделин о замужестве! – умоляла я его, и муж заверил меня со смехом: он уже смирился с тем, что Маделин останется старой девой. – И о ее работе сестрой милосердия? – не отставала я.

– Что ж, если я должен простить ее, пригласив в мой дом, то, видимо, и с этим мне придется смириться, – неохотно согласился он, но на деле вел себя с Маделин очень пристойно.

Поскольку сама она была, как всегда, безмятежна, несмотря на свое жуткое существование в лондонском Ист-Энде, им удалось не поссориться друг с другом. Маделин получала теперь небольшое жалованье, так что не жила в абсолютной нищете, но руки у нее огрубели от тяжелой работы, и я часто спрашивала себя, как она выносит такую жизнь, в особенности еще и потому, что могла бы жить в роскоши, как и Катерин.

– Эдвард, ты ведь будешь мил с Катерин, правда? – допытывалась я.

О, я вмешивалась во все. Совала свой длинный нос в дела всех и каждого и уже не помню, когда в последний раз получала такое удовольствие. Но Эдварду не требовались указания насчет Катерин. Едва дочь появилась, он тепло поцеловал ее и с восхищением сказал, что никогда не видел ее такой красивой.

– Папа изменился, – задумчиво заметила Катерин. – Уверена, он вполне смирился со своим возрастом.

– Как старый лев, – добавил Патрик, и я уже видела, как он мысленно набрасывает льва на бумаге. – Лев, который устал охотиться и хочет полежать в тени и вздремнуть.

– Эдвард, – заговорила я чуть позднее, – что касается будущего Патрика…

– Я уже все устроил, – перебил он, улыбаясь мне. – Терпение!

Я с трудом сдержалась, чтобы не вмешиваться дальше, и всю свою энергию направила на устройство семейного обеда, который должен был состояться вечером в годовщину нашей свадьбы, двадцатого июня.

Случай был такой особый, что Томасу и Дэвиду позволили лечь попозже, и они обедали с нами, но поскольку при этом число сидевших за столом оказалось равным тринадцати, то эта поблажка создала трудности.

– Если бы Джорджа не приглашать, – пробормотала я, но Эдвард напомнил, что Джордж – его единственный племянник и имеет право присутствовать.

Наконец я решила проблему, пригласив двух замужних дочерей лорда Дьюнедена с мужьями. Мы были в особых дружеских отношениях, а к тому же они приходились приемными дочерьми Катерин, и Эдвард знал их с рождения. Количество хозяев и гостей составило, таким образом, семнадцать человек – неловкое число, но в последний момент Альфред Смит сослался на начинающийся жар, и в результате мы пришли к замечательной цифре – шестнадцать человек.

Чутье говорило мне, что вечер удастся, – так оно и случилось. Я до сего дня помню, как мы вошли в столовый зал Кашельмары, увидели георгианское серебро, сверкающее в мягком свете канделябров, и длинные красные бархатные занавесы, горящие, как роскошный задник богато украшенной сцены. Помню перевозбужденного Хейса, который открывал бутылки шампанского и тихо обходил стол, наполняя бокалы. Помню, как встал Патрик, чтобы сказать тост. Я так им гордилась, потому что он, не запинаясь, произнес речь так, словно долго готовил ее, а еще дольше заучивал наизусть каждый слог.

– …и я уверен, папа не будет возражать, – закончил он, – если я попрошу вас всех выпить за Маргарет, которая собрала нас всех на… – Он впервые запнулся, помолчал, но сказал не «…на этот семейный праздник», а просто повторил: – Которая собрала нас всех.

В этот момент Аннабель крикнула вполне на свой манер:

– Верно! Верно!

Маделин дружелюбно улыбнулась мне, а Катерин убрала с лица высокомерное выражение и посмотрела на меня с детской любовью.

Чувства переполняли меня.

– Так давайте же выпьем за папу и Маргарет в седьмую годовщину их свадьбы! – закончил Патрик.

И когда все подняли бокалы, раздалось мягкое контральто Дэвида:

– У мамочки лицо такого же цвета, как томат, и ничуть не подходит к цвету ее волос.

Все рассмеялись. Томас разозлился, что не он сделал это замечание, но в следующий момент его тщеславие было удовлетворено, когда Патрик позвал его вручить семейный подарок. Это был серебряный поднос с гравировкой в честь сегодняшнего события. Эдвард с восторгом прочитал надпись и поднялся, чтобы произнести ответный тост.

Он поблагодарил детей за то, что они приехали в Кашельмару, и за подарок. Он поблагодарил меня за то, «что невозможно передать словами», а когда Дэвид вновь устремил заинтересованный взгляд на мое лицо, опять приобретшее томатный цвет, Эдвард сказал своему старшему сыну:

– И я бы хотел выпить за тебя, Патрик, с опозданием поздравить с совершеннолетием. Теперь, когда ты вырос, я с нетерпением поспешу передать тебе твою часть наследства, чтобы ты управлял ею так, как считаешь нужным. В мои годы большое утешение знать, что у меня есть сын, на которого я могу опереться.

Патрик разволновался еще сильнее меня. Я увидела слезы в его глазах, взмолилась, чтобы Эдвард, не дай бог, не заметил их, но он, к счастью, уже смотрел на других, поднимая бокал.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы быть тебе опорой, папа, – заверил его Патрик, когда пришел в себя. – Какую часть Вудхаммера ты собираешься дать мне в управление?

– Вудхаммера? – удивленно переспросил Эдвард. – Я думал не о Вудхаммере. Ты его знаешь достаточно хорошо. Полагаю, пришло время, когда ты должен побольше узнать о Кашельмаре.

Я увидела выражение лица Патрика, и сердце мое упало. Я постаралась лягнуть его, остеречь от возражений, но попала по ноге Аннабель.

– Господи боже! – охнула Аннабель. – Тут под столом жеребенок!

– Ах, Аннабель! – возбужденно вскрикнула я. – Расскажи Эдварду о жеребце, которого вы купили на днях на ярмарке в Леттертурке. Такая занятная история!

Упрашивать Аннабель не пришлось. Ситуация временно была спасена, но позднее, когда джентльмены присоединились к дамам в гостиной, я потихоньку сказала Эдварду:

– Дорогой, не могу тебе передать, как я счастлива, что ты настолько решил доверить Патрику. Он наверняка чувствует себя очень польщенным и довольным. Конечно, ему будет немного одиноко в Кашельмаре, в особенности когда мы уедем в Англию, но если у него какое-то время будет товарищ, то, я уверена, эта перспектива не покажется ему такой уж унылой. Может быть, ты позволишь Дерри погостить здесь недельку-другую? Дерри так хорошо преуспевает в Дублине, а ты никогда по-настоящему не винил его в той несчастной истории с Катерин, в которой я только одна и виновата. А теперь, когда Патрик вырос… ситуация стала совсем иная, он уже не тот мальчишка, который легко вовлекается в любое озорство. Думаю, и Дерри уже утихомирился, он ведь теперь в коллегии адвокатов. Наверняка не будет вреда, если он поживет в Кашельмаре.