Вячеслав Маркин - Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель...

Зайдя по пути за водой и провизией на один из островов в Тихом океане, 25 сентября «Диана» уже входила в Авачинскую гавань Петропавловска-Камчатского. Год и два месяца продолжалось плавание. Весь следующий год Головнин посвятил исследованию Камчатского полуострова, а весной 1810-го отплыл к американским островам. Когда «Диана» вышла в плавание, в конце апреля, в гавани Петропавловска ещё держался лёд. Пришлось прорубать канал для судна. Выйдя в море, «Диана» направилась в район Курильских островов, за составление карты которых взялся Головнин. Изучив описания и карты своих предшественников, включая последнего из них, Крузенштерна, Головнин обнаружил множество грубых ошибок. «По сим причинам» решил он, оставив Камчатку, идти прямо к проливу Надежды... «пуститься вдоль южной гряды и продолжить описание каждого острова одного за другим по порядку...»

Несколько месяцев продолжалась работа. «Диана» продвигалась от открытого Крузенштерном пролива Надежды на юг. На карту ложились контуры островов Симушир, Аланд, Кунашир, отделённый от острова Кетой проливом, названным по имени корабля проливом Дианы.

Это было не только картирование, но и подробное географическое исследование. Головнин давал полную характеристику природы каждого острова и жившего на нём населения. Северные острова считались тогда принадлежавшими России, но часть из них, на которых ещё Г.И. Шелихов основал поселения, была захвачена в конце XVIII века японцами. Одно из таких поселений находилось на острове Кунашир, увенчанном тремя дымящимися вулканами, подножия которых тонули в пихтово-еловых лесах с подлеском из бамбука.

И вот «Диана» бросила якорь у берегов Кунашира. Японцы приветливо встретили моряков, пригласили их на берег как гостей. С ними были айны, коренные жители Курил, переводившие, хотя и с большим трудом, беседу. Первый вопрос: с добрыми или худыми намерениями пришли русские? Японцы помнили о нападении на их селение, предпринятое в 1806 году Хвостовым и Давыдовым. Головнин ответил: «Нам нужно только запастись пресной водой и дровами».

Обмен визитами со взаимным угощением и подарками вроде успокоил японцев. «Диана» снялась с якоря и пошла к южному берегу Кунашира, где, по словам айнов, можно было набрать воды, купить продукты и дрова.

5 июля Головнин привёл шлюп в гавань Кэмуроси. Внезапно из укрепления на берегу раздались два пушечных выстрела, ядра упали в воду, не долетев до судна. Вскоре туман скрыл остров и крепость, из которой стреляли.

Наутро Головнин со штурманом Средним, четырьмя гребцами и курильцем Алексеем отправился на шлюпке к берегу. До него оставалось совсем немного, когда по шлюпке начали стрелять пушки. Гребцы повернули назад, а стрельба продолжалась даже тогда, когда все уже поднялись на борт судна.

Японцы вели себя настороженно. Они боялись русских, боялись повторения нападения. И не доверяли Головнину, который убеждал их в своих добрых намерениях. Неоднократно он говорил, что кроме воды, дров и продуктов ему ничего не надо. Возможно, взаимопонимание мешал установить очень плохой перевод курильскими айнами. Японцы разрешили русским набирать в бочки воду из речки. Те уже заканчивали работу, когда японцы дали знать, что хотели бы возобновить переговоры. На сей раз в них принял участие начальник острова Кунашир. Он был вооружён двумя саблями и кинжалом. Окружало его множество вооружённых людей. Но разговаривал он с русскими вежливо, даже ласково, в конце подарил кувшин рисовой водки (саке) и свежую рыбу, а также белый веер — знак дружбы.

Но оказалось, что это был не самый главный начальник. Японцы хотели, чтобы состоялась встреча и с ним, но уже в крепости.

11 июля Головнин, взяв с собой мичмана Мура, лейтенанта Хлебникова и четырёх матросов-гребцов, отправился на шлюпке на берег. Из оружия офицеры взяли с собой только шпаги. Оба японских начальника были вооружены, как обычно, саблями, а во дворе крепости скопилось до трёхсот вооружённых людей.

Сначала состоялось чаепитие, потом курили трубки. Расспросы продолжались: в каких чинах русские офицеры, как их имена, что значит название шлюпа, сколько на нём людей... Потом японцы накормили гостей обедом, состоявшем из риса, который русские называли «сарочинским пшеном», рыбы в соусе с зеленью и других блюд. Угостили рисовой водкой саке. И только тут главный начальник сказал, что послал депешу губернатору в Матомай, на которую ждёт ответа, а пока ответ не придёт, русские должны оставить заложником одного офицера, по крайней мере, на две недели.

Головнин выразил своё несогласие, и тогда японцы применили силу. Поставив на колени русских, связали верёвками в палец толщиной «самым ужасным образом, а потом ещё... связали тоненькими верёвочками гораздо мучительнее». Головнин писал: «Японцы в сем деле весьма искусны, мы связаны были таким образом, что десятилетний мальчик мог безопасно вести нас всех».

Семерых русских повели в сторону от крепости. Поднявшись на холм, они увидели шлюп под парусом. Там остались полсотни моряков во главе с Рикордом. Поняв, что произошло, с «Дианы» дали несколько залпов, но стрельба по крепости, окружённой высоким земляным валом, была бесполезной. Головнин опасался, как бы Рикорд не решил для освобождения узников высадить людей на берег. Тогда «Диана» была бы неминуемо потоплена, а между Россией и Японией могла вспыхнуть война.

...Вёрст десять русских вели к селению на берегу пролива, разделяющего остров Кунашир и Матомай. Их положили на полу в одном из домов, привязав к железным скобам в стене. Где-то около полуночи вынесли наружу, положив каждого на специальную доску, вместе с которой уложили на дно в две большие лодки. Накрыли рогожами и поплыли к острову Матомай, к берегу которого пристали на рассвете. Дальше лодки тянули вдоль берега бечевой, сменяя друг друга, люди. Весь день и следующую ночь продолжалось это путешествие.

Головнина удивляло, с каким вниманием отнеслись японцы к своим узникам. Связанных по рукам и ногам, их кормили: клали прямо в рот палочками рис и кусочки жареной рыбы, отгоняли ветками комаров и мух. И в то же время не обращали никакого внимания на стоны, отказывались, несмотря на просьбы, сколько-нибудь ослабить верёвки, сдавливавшие руки, ноги, шею.

«Мы думали, что самая большая милость, которую они нам окажут, будет состоять в том, что они нас не убьют, но станут держать по смерть нашу в неволе. А мысль о вечном заключении меня в тысячу раз более ужасала, нежели самая смерть...»

Путь был довольно долгим. Версты три-четыре пришлось тащить лодки вверх на гребень водораздела, откуда спустились к реке. По ней добрались до большого озера, по которому плыли очень медленно почти двое суток, потому что озеро было мелким.