Лев Демин - Хабаров. Амурский землепроходец

Монахи ещё несколько раз навещали Хабарова. Приплывали на монастырском дощанике, на вёслах были молодые послушники. Теперь монахов было не трое, а четверо. К прежним прибавился Варлаам, сгорбленный низкорослый старик с чахлой бородёнкой клинышком. Все четверо начинали разговор с пожелания пожертвовать в пользу монастыря всю деревню с угодьями. Напоминали настойчиво, въедливо.

— Добрую память в сердцах всех верующих оставишь, Ерофей, — торжественно вещал Савватий.

— Войдёшь в историю монастыря, — поддерживал его Иона.

— Подумай, сыне. Открывается тебе путь свершить благородное дело, — вторил ему Нехорош.

— Прислушайся к словам божьих людей, — возглашал тоненьким голосом Варлаам.

Монахи затянули разговор, говорили о перспективах развития монастыря, о том, какой добрый вклад мог бы внести Ерофей Хабаров в благородное дело подъёма монастыря.

Хабаров был вынужден выслушивать старцев, сожалея, что его отрывают от дела, и наконец набрался храбрости и сказал решительно:

— Вернусь, тогда и поговорим об этом. А пока я не готов решить, как я поступлю с моим хозяйством. Я ведь должник якутского воеводы.

— Воевода не станет ссориться с церковью, — сказал убеждённо Савватий. — Передашь нам своё хозяйство, и твой долг воеводе перейдёт к нам. А Голенищев-Кутузов, мы все убеждены, если он человек набожный, откажется от иска к церкви.

— Потом, потом, отцы. Сейчас я не готов вам что-то сказать.

С большим трудом Хабаров выпроваживал гостей.

Монахи выражали явное неудовольствие ответом Хабарова, но всё-таки сдержанно благословили его и пожелали доброго пути.

Проводив монахов, Ерофей Павлович дал пространные наставления своему управляющему. Вдвоём они осмотрели всё хозяйство.

— Когда станешь собирать урожай, не забудь пятьдесят пудов ржаной муки отдать монастырю на пропитание, — говорил он управляющему.

Потом они осмотрели поле, где прошёл весенний сев.

— Вон тот прибрежный луг оставь под выгоном, а далее к опушке леса скотину не паси. Там растёт сочная трава, можно накосить несколько стогов сена.

Сборы в дорогу заняли немного времени. Ерофей Павлович достал из сундука парадную пару тонкого сукна, чтоб не стыдно было показаться на глаза тобольскому воеводе, а возможно, и главе Сибирского приказа, коли доведётся отправиться из Тобольска в столицу. Вслед за парадной парой извлёк из того же сундука сафьяновые сапоги. Из другого сундука Хабаров вынул полушубок и валенки. Знал, что придётся переносить в дороге и зимние морозы.

Из всех родных Ерофей Павлович сумел попрощаться только с Максимом, получившим и освоившим земельный надел невдалеке от Хабаровки и занимавшимся там хлебопашеством. Андрей служил в Якутске. Там же с семьёй, мужем и детьми находилась и дочь Наталья. Их оповестить о своём отъезде Хабаров не смог.

Перед тем как покинуть дом и направиться к реке, к тому месту, где был причален его дощаник, Ерофей Павлович обошёл дом. Обошёл с тяжёлым чувством. А если он не осилит долгий путь и не вернётся в Хабаровку? Всё может быть. Кто будет тогда хозяйничать в его доме? Попадёт ли он в монастырскую собственность или в казну?

Дом был срублен ещё при жизни жены Василисы, стоял он на высокой подклети. В ней располагались кладовые и помещения для близкой челяди. Управляющий хозяйством располагал своей избой, поменьше, стоявшей на задворках усадьбы. Ещё была изба для челядинцев, которых Ерофей Павлович набирал на весенний сев, на летние полевые работы и уборку урожая. С наступлением охотничьего сезона Хабаров распускал челядинцев на охотничий промысел.

В основном этаже хозяйской избы находились жилые комнаты. Самым просторным помещением здесь была трапезная с большим обеденным столом посередине и лавками 1вдоль стен. Рядом с ней находилась рабочая комната, она же молельня с целым иконостасом, перед которым всегда горели лампады. Вдоль стен здесь стояли сундуки с разным хозяйским добром. Ещё в доме были хозяйская спальня с широкой кроватью и комнаты детей, которые теперь пустовали. Высшим достижением строительства он считал большую кирпичную печь с лежанкой, какие можно было встретить разве только в жилищах богатых купцов, сановников или воевод. Обычно избы простолюдинов толпились по-чёрному. В центре такой избы находился очаг — горящие дрова на земляном полу, от которых дым струился по избе и подымался вверх к дымоходному отверстию в потолке и кровле.

Осматривая свою избу, Ерофей Павлович заглядывал в сундуки и лари и ценных вещей в них не встречал или почти не встречал. Лишь перед иконой Божией Матери на цепочке из простого металла висела золотая лампада, да среди посуды, хранившейся в ларе, попались два серебряных блюда. Остальная посуда была медной либо оловянной.

— Посуду не уступлю монахам, отдам им только усадьбу без скотины и рухляди, — поделился он своими мыслями с сыном, — а посуду и скотину распродам. С тобой, сынок, поделюсь. Возьми-ка эти два блюда медные и дюжину оловянных кубков. Дарю тебе.

— Спасибо, батюшка.

— Это ещё не всё. Возьми корову-пеструху. Даст тебе молока вдоволь. Вижу, твоя молодуха на сносях. Скоро разродится. Вот и потребно ей хорошее питание.

Максим помог отцу перенести в дощаник поклажу — две больших корзины и ещё кожаный мешок — и потом долго стоял на берегу, провожая взглядом отплывающего отца.

В Илимске Ерофей Павлович доложил воеводе о своём прибытии.

— Готов отправиться в путь.

— Вот и хорошо, что готов, — ответил Аничков. — Познакомься с твоими спутниками и принимай ясачную казну и деловые бумаги.

— Много ли даёшь мне людей для сопровождения?

— Нет, не много. За то Никифора Черниговского благодари, возбудил людей, а потом ушёл со своими сторонниками на Амур. Так что большого отряда по милости Никифора тебе не дам, но не нам судить Никифора и его жертву. Бог обоих рассудит.

Аничков представил Ерофею Павловичу казаков, которые отправлялись с ним в путь, потом собственноручно проверил ясачную казну и наложил печати на мешки с пушниной. Передал лично в руки Хабарова и большую кожаную сумку с письмами и отчётами, адресованными тобольскому воеводе и в Сибирский приказ.

— Когда я покидал Москву, получив назначение ехать воеводой в Илимск, в приказе шли разговоры о том, что боярин Трубецкой отслужил своё, — сообщил Хабарову Аничков. — Сибирский приказ, мол, возглавит кто-то другой. Кто будет сия персона — узнать мне не удалось, а возможно, ещё и не был определён преемник Трубецкого. С Трубецким, я полагаю, ты бы мог договориться. Человек он покладистый, к тому же сохранил о твоей амурской службе самое высокое мнение. Сам от него это слышал. Повторяю дословно его слова. Тебе, Аничков, повезло. Под твоим началом будет служить Ерофей Хабаров. Каково сказано? А каков будет преемник Трубецкого — не ведаю. Не торопись, не рвись к нему сгоряча. Сперва присмотрись к нему, разузнай, что он за человек, что за окружение у него.