Лев Демин - Хабаров. Амурский землепроходец

Крижанич занимал узкую комнату со скромным убранством. Узкая кровать, рабочий стол, заваленный бумагами и книгами, книжная полка да два табурета — вот и вся аскетичная обстановка. К этому ещё следовало прибавить медное распятие на стене.

— Привёл к вам гостя, — сообщил Тимофей хозяину скромной комнатки.

— Я Ерофей Хабаров, — назвался гость. — Наслышан о вас от воеводы. Не мог удержаться, чтоб не наведаться.

— Милости просим, — сказал с небольшим акцентом хорват на чистом русском языке. — Хабаров, Хабаров... Где-то я уже слышал это имя. Вероятно, в воеводской избе. Вы ведь возглавляли поход на Амуре?

— Было такое дело.

— Тогда вы для меня интересный собеседник. Присаживайтесь. Сожалею, что не могу предложить вам роскошного мягкого кресла и, я сам довольствуюсь таким же табуретом. А вам, Тимофей, не знаю, что и предложить. Разве что присесть на краешек моей убогой постели.

— Не извольте беспокоиться, — отозвался Тимофей, — я должен вас покинуть. Скоро начнётся отпевание в соборе, и мне надобно прислуживать отцу-настоятелю.

Тимофей ушёл, оставив Крижанича наедине с Хабаровым.

— Позвольте спросить вас... — начал беседу Хабаров. — Как я должен обращаться к вам, чтобы это не противоречило ни вашим, ни нашим обычаям. Ведь мы с вами люди разной веры, а на языках говорим родственных.

— Насчёт веры вы не правы, Ерофей. Мы с вами одной веры, христианской, и верим в единого Бога. А если вас занимает, как ко мне обращаться, называйте меня по имени — Юрий. Надеюсь, легко запомните моё имя, распространённое и у русских. Если бы я был вашим единоверцем, то мог бы быть для вас батюшкой.

Мой духовный сан — каноник или старший священник. У вас, русских, это называется — протоиерей.

— Благодарствую за разъяснение, Юрий.

— А теперь расскажите о вашем пребывании на Амуре, — попросил Крижанич. — Край, который мы ещё так мало знаем. Расскажите о природе, хозяйстве, промыслах, населении, о том, как живут местные жители, дружно ли.

— Придётся повторить свой прежний рассказ. Вчера я уже рассказывал обо всём воеводе. Он тоже человек любознательный и охотно слушал меня.

— Ия охотно буду вас слушать. Только не обращайте внимания на то, что я буду записывать ваш рассказ. Я имею обыкновение вести записи за рассказчиком, — заметив, как Хабаров посмотрел на перо и листы бумаги на столе, сказал хозяин.

Крижанич взял в руки гусиное перо из стоящего на столе стакана, обмакнул перо в чернильницу, приготовившись слушать.

Прошло немало времени, прежде чем Крижанич остановил рассказчика и задумчиво проговорил:

— Уже не первый год живу я в России. Обширная страна, великая держава. На свете много стран, больших и малых, могучих и слабых. Одни приходят в упадок, даже гибнут под натиском более сильных соседей. Другие возвеличиваются, достигают расцвета и могущества, Разная судьба их постигает. Россия, Русь... она шагает семимильными шагами по пути расцвета. Поляки, шведы пытались ей навязать свою власть, захватить русские земли. Ничего не вышло. Под властью царей Романовых Русь укрепляет свою мощь, расширяет свои просторы, устремляется на восток. У меня своя точка зрения на развитие, на будущее России, но её не все принимают. Кому-то я не угодил и попал сюда, в Сибирь. Но Сибирь дала мне много интересных впечатлений.

— Вы упомянули о своей точке зрения, которую в России не все приемлют, — заметил Хабаров.

— Всё верно, — ответил Крижанич, уловив в замечании гостя искренний интерес, — но есть у меня немало противников, я продолжаю оставаться сторонником общеславянского единения. Сходные славянские языки когда-нибудь должны слиться в единый язык.

— Вы уверены, что такое возможно? С малороссами, скажем, у нас не только схожий язык, но и общая православная религия. Мы без больших затруднений понимаем друг друга. А поляки или ваши хорваты исповедуют католичество, ужели это ваше единение?

— Путь к единению непрост, но оно необходимо, чтобы мы могли успешно противостоять другим народам с иной культурой, иными обычаями, языками. Я имею в виду немцев, турок, французов.

.— Вы не прибавили — народам с иной религией. Французы — католики и поляки тоже католики. А вы их ставите по разные стороны границы, какую вы мечтаете возвести. Среди славян религиозная пестрота — православные, католики, евангелисты. И ваша точка зрения... это ж...

Хабаров хотел произнести резко слово — «вздор» или «бред», но не решился обидеть хорвата.

— А что вас удивило, Ерофей? — спросил Крижанич. — Вы перечислили не разные религии, а разные проявления одного и того же христианства. Пусть эти проявления и существуют бок о бок. Православные, католики, протестанты — мы все едины в нашей вере. А отличаемся мы друг от друга тем, как проводим обряды и как устраиваем храмы. Ну и что из этого? Стоит ли из-за этого поддерживать раскол?

— Так ли всё, как вы говорите, Юрий?

— Так, именно так подсказывает мне мой разум.

— Вы говорили так и в Москве?

— Вероятно.

— А если ваши рассуждения дошли до ушей высоких церковных иерархов? Не думаете ли вы, что это могло послужить причиной вашей ссылки в Сибирь?

— О причинах высылки мне ничего не было сказано. Возможно, что мои высказывания кому-то не понравились в царском и патриаршем окружении. Вижу, что они не понравились и вам.

— Позвольте, коли вас интересуют мои сибирские впечатления, я продолжу свой рассказ, — ушёл от неприятной темы Хабаров.

— Пожалуйста, ежели вы не слишком устали.

Крижанича заинтересовали сведения о маньчжурах, и он стал расспрашивать об их обычаях, о нападениях на Приамурье. Потом речь пошла о личной судьбе Ерофея Павловича, о причинах, заставивших его покинуть Амур.

Расстались собеседники затемно, забыв договориться о новой встрече.

Прошло ещё два дня, но воевода Годунов всё ещё не давал о себе знать. Надоедать своими визитами Крижаничу Хабаров не решился и отправился в город. Побродил по торговым рядам, изобилующим всякими товарами. Его заинтересовали два человека нерусского облика в пёстрых длинных халатах и конусообразных головных уборах. С ними был толмач, человек неопределённой национальной принадлежности, который толмачил с горем пополам, стараясь, чтобы продавец и покупатель поняли друг друга. Люди в пёстрых халатах торговали разными южными плодами.

— Кто такие? Откуда? — спросил у толмача Хабаров.

— С юга... Узбек... Самарканд... — ответил толмач, запинаясь.

Ерофей Павлович купил у узбеков, которые оказались отцом и сыном, несколько персиков и тут же на базаре стал лакомиться ими.

Здесь же кузнецы ковали сабли, кинжалы, копья. Оружие пользовалось спросом у людей, промышлявших охотой. У оружейника Ерофей Павлович встретил казака из воеводской избы, выбиравшего кинжал с широким лезвием и в узорчатых ножнах. Кинжал, судя по всему, предназначался не для практической надобности, а чтоб покрасоваться. Казак признал Хабарова и спросил: