Лев Демин - Семен Дежнев — первопроходец

Долго ли сможет продержаться горстка измотанных многодневным боем казаков, окружённых пятисотенным отрядом воинственных ламутов? Приуныли было, отчаялись стадухинцы. Шептали молитвы. И вдруг пришла неожиданная подмога. К Оймякону подошла толпа ясачных тунгусов и якутов, вооружённых луками и палками. Это якутский род купца Удая и род тунгусского князца Чона пришли на выручку русским, попавшим в беду. В нападавших ламутов полетели тучи стрел. Дрогнули их ряды.

Казаки смогли убедиться на своём опыте, что путём доброжелательного отношения к соседним племенам они приобрели надёжных друзей, которые не оставили их в беде. Дружеская помощь ясачных якутов и тунгусов помогла отряду Стадухина отбить нападение полчищ ламутов и удержать у себя аманата. Нападавшие понесли большие потери, но велики были потери и у русских и их союзников. Среди убитых был князец Удай и многие ясачные. Им ламуты мстили, разоряли их становища, разрушали юрты, угоняли оленей.

Поражение, нанесённое воинственным обитателям Охотского побережья, заставило их отойти. Среди казаков самыми лёгкими ранениями отделались Денис Ерила и Иван Кислый. Их с трудом усадили в сёдла на уцелевших лошадей и отправили с ясачной казной и с донесением в Якутск. В случае нападения каких-либо немирных людей вряд ли два израненных казака могли защититься и сохранить ценный груз. Но приходилось рисковать, так как больше послать было некого. Остальные казаки страдали от ран, а некоторые были совсем плохи. К счастью, всё обошлось благополучно. Ерила и Кислый добрались с казной до Якутска.

Ламутский князец Чун остался в аманатах. Впоследствии Стадухин доставил его на Лену. От аманата якутская администрация получила ценные сведения о реке Охоте, впадавшей в море, названное впоследствии Охотским. Сведения эти заинтересовали воеводу, видевшего необходимость освоить путь с Лены к вышеупомянутому морю и создать здесь русский опорный пункт. В ближайшие годы туда был направлен отряд Семёна Шелковинка (Шелковникова), построивший в устье реки Охоты зимовье, которое впоследствии стало портовым городом Охотском.

Задиристые ламуты убрались восвояси, на юг, к Дамскому морю. Казаки залечивали раны. Помог якутский знахарь, прибегавший к чудодейственным травам. А больше израненные казаки могли полагаться на могучее своё здоровье да на жаркую курную баню. Питались кониной, поглощая одну за другой лошадей, подстреленных нападавшими ламутами.

У Дежнёва и его товарищей постепенно заживали раны, затягивались рубцы. А тем временем тунгусы с Оймякона ушли на охоту в поисках новых оленьих пастбищ. Край почти обезлюдел. Стадухин собрал отряд и вопросил:

— Что будем делать, казаки? С кого станем ясак собирать? Или возвратимся назад в Якутск с пустыми руками?

— А на чём возвратимся, Михайло? — возразил Горелый. — Почти всех наших лошадок вороги перебили.

— Вот именно, — ответил ему Стадухин. — Пешочком-то до Лены через леса и горные хребты не добредём. А что ты думаешь, Семейка, на сей счёт?

— Без коней не преодолеем лесные просторы да каменистые кручи, — ответил Дежнёв. — Надо искать какой-то иной выход.

— Правильно. Нужен другой выход. А какой? — поддержал его Михайло.

— Остаётся единственный водный путь, — убеждённо сказал Дежнёв. — Плыть вниз по Индигирке, а затем Студёным морем на восток, к устью неведомых рек.

— Правильно мыслишь, казак, — одобрительно произнёс Стадухин, — Индигирка — наш единственный путь. Мы должны проведать новые земли, заселённые ещё не объясаченными племенами.

Начальник отряда наказал Дежнёву и другим казакам порасспросить якутов, которые ещё оставались на Оймяконе, об окрестных землях, о реках, которые находятся к востоку от Индигирки. Казаки вели непринуждённые беседы в якутских жилищах, рассевшись вокруг камелька на оленьих шкурах. Обходились без толмача. Многие из служилых людей, благодаря постоянному общению с якутскими жёнами и родичами, свободно владели их языком. Якуты встречались с кочевыми юкагирами, приходившими с востока, вели с ними меновую торговлю. От юкагиров они знали, что к востоку от Индигирки-реки тянется Каменный пояс. А за ним простирается широкая долина, вся в болотах и озёрах. Летом на тех озёрах много всякой водоплавающей птицы: гусей, лебедей, уток. И текут там в Студёное море реки Алазея, Мома, Анюй. Самая большая и полноводная среди них Мома. И стойбищ по ней много, и всякое зверье водится там в изобилии. А за теми реками есть другие. Но там уже живут не юкагиры, а другой народ.

В челобитной, подписанной Стадухиным, Дежнёвым и другими казаками стадухинского отряда, речь шла о тяжёлых условиях службы на Оймяконе, об уходе якутов и тунгусов из этого края, упоминалось и о том, что «сказывал нам, холопем твоим государевым, якут Увай, что де есть река большая Мома, а на той реке живут многие люди...»

Стадухин принял решение идти на Мому, спустившись вниз по Индигирке до её устья, а оттуда идя на восток Студёным морем. Об этом решении казаки сообщали в той же челобитной. «А нонечи мы, холопи твои, впредь не хотя твои государевы службы не отбить и слышачи про ту реку и про те многие люди, и с того тунгусово разорения пошли на ту реку Мому, и тех людей сыскивать...» Мому русские стали называть Ковымой (Колымой).

Принялись за строительство коча. Добротного корабельного леса, ели и лиственницы, было вокруг предостаточно. Многие из поморов были искусными корабельными плотниками. Начальник отряда, отправляясь в дальний поход, всегда заботился о том, чтобы среди его казаков нашлись опытные корабелы, если придётся строить кочи. Он также старался запастись необходимыми плотничьими инструментами и подобрать опытного корабельного мастера, который не только сам хорошо владел топором, но и мог организовать и возглавить строительные работы. Такой мастер нашёлся и среди стадухинцев. Михайло Стадухин предвидел возможность плавания по рекам и по морю. Мастерили коч прочный, способный выдержать плавание по бурному Ледовитому океану, столкновение со льдинами. Парус шили из оленьих шкур, якорь изготовили из тяжёлого лиственничного комля.

И вот под дружные возгласы спустили просмолённый и проконопаченный коч на воду. Отряд из четырнадцати человек покинул негостеприимное студёное зимовье. Небольшое судно спустилось по Оймякону и вышло в Индигирку, очистившуюся к тому времени ото льда. В верхнем течении эта река прорезала ряд поросших лесом горных хребтов. Неоднократно приходилось преодолевать пороги и перекаты. Ниже последних порогов река становилась шире и глубже, и, наконец, она входила в широкую заболоченную долину, растекаясь местами на рукава и образуя островки.