Елена Селестин - Тициан. Любовь небесная – земная

Как часто Тициан жалел, что ему не было суждено получить хорошее образование. Но эта книга, как ему казалось, была способна стать его университетом.

Опьяненный книгой, Тициан забыл про Виоланту. Но однажды в полдень в мастерскую прибежала девочка, прислуга Виоланты, отозвала его и шепнула, что госпожа зовет его вечером на ужин, еще придут друзья хозяйки, и его ждут непременно. После работы Тициан вымылся у колодца, забежал домой переодеться и поспешил к дому натурщицы.

Женский смех был слышен еще во дворе, мужчина смеялся басом. Войдя в зал, Тициан увидел у накрытого стола компанию. Виоланта встала ему навстречу, и вдруг из-за ее плеча вышел Лоренцо Лотто. Художники обнялись.

– Ты изменился, Тициан, выглядишь очень серьезным. Виоланта сказала, ты написал роскошный ее портрет. Вот бы взглянуть! И, конечно, работая над ним, ты не мог не влюбиться в нашу Виоланту. Один работал, без мастера?

– Да. Мне тоже портрет нравится, – Тициан смутился.

– А я? – улыбнулась Виоланта.

– Ты – красавица. Только поэтому все и получилось, – улыбнулся Вечеллио подруге.

Виоланта поцеловала его:

– Садись, Тициан.

За столом с кубком вина сидела еще одна девушка, изящнее Виоланты.

– Это Маддалена, – представила подругу хозяйка. – Когда Маддалена сказала, что хочет посидеть у меня вместе с Лоренцо, я решила тебя позвать. Да ты совсем позабыл меня, мой милый, – добавила Виоланта тихо.

– Прости! Прости! – Тициан целовал ей руки и смотрел умоляюще. – Ну как там в Азоло? Весело, наверное? – обратился он к Лоренцо.

– У меня началась другая жизнь, там я счастлив, и среди гор это чувствуется очень ярко.

– Даже без меня? – вмешалась Маддалена.

– Без тебя я, конечно, страдаю, – Лоренцо погладил девушку по руке.

– А почему ты вернулся? – спросил Тициан, Виоланта налила ему вина и положила на тарелку еду.

– Приехал за материалами, Дзордзи послал, надо закупить много.

– Так вы вместе работаете теперь? – Тициан вспомнил, что в Азоло Лоренцо может встретить и принцессу Джироламу.

– Да, у нас в Азоло одна мастерская, и здесь я остановился у него. Это флигель одного из дворцов Контарини на Гранд-канале.

– И ты нашел там сокровище, – промурлыкала Маддалена, пересев на колени к Лоренцо. Виоланта тоже села ближе к Тициану и положила руку на его ладонь.

– Чем вы занимаетесь вместе с Дзордзи? – Тициан думал о том, что сам он, словно рабочий из шахты, подневольный, у него изо дня в день одно и то же. А вот общительный, легкий Лоренцо теперь зарабатывает самостоятельно, одевается как аристократ и ездит из города в город. Да он вообще переселился во дворец Контарини, подобно его дружку Джорджоне! Повезло, ничего не скажешь.

– Я сейчас пишу большую картину для церкви в Азоло, уже почти закончил, Катерина заплатила вперед, – похвастался Лотто.

– Значит, купишь мне подарок, милый? – перебила его Маддалена.

– Куплю, конечно.

– Знаешь, что мне очень нужно? – Маддалена ласково перебирала волосы Лотто. – Браслет с изумрудами. С большими!

– Подожди, – отстранил он девушку. – Я ведь привез новую картину, в Азоло я вообще будто родился заново. У Катерины в замке собираются такие люди! Там Пьетро Бембо, он каждый вечер читает отрывки книги. Еще сейчас живет один архитектор, Джулио Камилло, мы с Дзордзи будем работать вместе с ним. По вечерам мы часто играем в сиенскую игру, надо нам тоже сыграть! Виоланта, слышала когда-нибудь про сиенскую игру? Еще меня обещали научить играть в шахматы. Дзордзи играет на лютне и поет нам каждый вечер. Давайте в следующий раз музыкантов позовем, что ли, нельзя вот так, только пить и есть, у королевы при дворе так не делают… А вино, какое вино у Катерины! Божественное!

– Я тоже петь могу, не хуже Дзордзи. Давайте будем играть, знаете во что? – захлопала в ладоши Маддалена. – В Риме часто мы играли в «бурный ручей», когда двоим завязывают глаза и раскручивают, а другие, кто есть в комнате, встают парами вокруг…

– Нас всего четверо, вообще-то неинтересно играть вчетвером, лучше давайте пойдем в мастерскую к Дзордзи, – не унимался Лоренцо. – Что здесь сидеть? Тициан, я хочу показать тебе свою новую картину. А ты что-нибудь сделал после того, как закончил портрет Виоланты?

Тициану нечем было похвастаться. Обычная работа: мастерская Джамбеллино выполняла большой заказ для храма Сан-Дзениполо, одновременно писали несколько картин. Он прописывал ткани, деревья на заднем фоне, а по ночам рисовал при свече или перерисовывал иллюстрации из книг.

Идея пойти в мастерскую к Джорджоне девушкам понравилась. В сопровождении служанки, которая несла бутылку с вином и снедь в корзине, веселая компания отправилась к палаццо Контарини.

Новая картина Лоренцо Тициану показалась слабой. Тем не менее он сказал несколько слов, приятных автору, и говорить их Тициану было тем более легко, что источник вдохновения хорошо угадывался.

– Аллегория? – спросил Тициан, с удовольствием выговорив ученое слово.

– Верно, аллегория мудрости и порока! А ты откуда знаешь? Неужели сразу можно догадаться?

– Ты читал «Полифила»? – Тициан был уверен, что угадал.

– Да, Дзордзи принес книгу в нашу мастерскую в Азоло, теперь рассматриваю ее часто, ты тоже?

Тициан кивнул. Ему было не так просто сосредоточиться на картине Лоренцо, потому что гораздо большее впечатление на него произвела сама мастерская. Здесь было три зала для работы и несколько жилых комнат. Помещение было просторным, светлым и нарядным, больше, чем второй этаж мастерской Джамбеллино. Несколько античных скульптур, много бюстов и даже фрагменты колонн. На мраморном столе, в серебряной вазе, лежали древние монеты и геммы.

– Таддео Контарини покупает у моряков, не скупясь, всякие диковины со всего света и отдает их Дзордзи для работы.

– Счастливый он, Джорджоне, такие сокровища может держать в руках, беседовать с ними о дальних странах, это вещи говорящие, – позавидовал Тициан.

Кроме того, хотя это был всего лишь флигель дворца Контарини, вид отсюда был, наверное, лучший в Венеции. Сказочно красиво! На другой стороне Гранд-канала сияли Собор и Дворец дожей, все отсюда было видно как на ладони.

Еще Тициана поразили две картины, оставленные на станках. По технике было ясно, что это писал не Лотто. Когда можно было вежливо отвернуться от новой картины Лоренцо, Тициан спросил осторожно:

– А это?

– Ты же видишь, автопортрет Джорджоне. Странный, да? – задумчиво произнес Лотто.

«Я так не умею, – подумал Тициан грустно. – Его душа смотрит на тебя с полотна, словно требует исповеди. Как он добился такого присутствия, пронзительного и почти невыносимого для смотрящего?»