Андрей Караулов - Русский ад. Книга вторая

— А пиво, говорят, на почки влияет… — Она не знала, как ей правильно поддержать разговор.

— У нас, у цирковых, как заведено? — оживился старик. — После представления благодарный зритель приходит за кулисы. Надо ж «спасибо» сказать, верно? И сразу вынимает какую-нибудь интересную бутылку… Иногда — просто водку, но это ж водка, слушай, была!

Мне тут… недавно… водку «Жириновский» прислали… Кошмар, Алинька! Рашпиль в горле!

Алька закурила.

— А вы, значит, из цирка?

— Из цирка, ага… Но сейчас вот… выступаю редко. В Германию перебрался, город Унгельштадт… Так вот, Алинька, цветочек мой… все у меня получилось…

— Клево! Германия!

— А вышло как? — продолжал старик. — Супруга моя заболела раком. И рак ее сожрал. На глазах прям… За полгода. Был человек — и вдруг от него только половинка осталась. А потом и вовсе комочек…

Старик замолчал, ему на глаза навернулись слезы.

Алька тоже молчала, просто не знала, что полагается говорить в таких случаях.

— Прошел, Алинька, год. Одному плохо, сама понимаешь… Жить-то надо! Поэтому веруй в Бога, не веруй… но он все-таки есть!

Сама взгляни… — как опытный заговорщик Олег Константинович огляделся по сторонам и вытащил из кармана несколько смятых фотографий.

— Вот… — И он опять перешел на шепот. — Смотри же, смотри! Бог сжалился надо мной и послал мне Габби! Она в Нюрнберге работала, в аптеке. Слышала про Нюрнберг? Там, где фашистов судили. А в аптеке, если покупателей нет, она немножко в шутку жонглировала, — Олег Константинович собрал кусочки сахара и показал Альке, как это делается.

— Она, Алинька, аптекарские бутылочки подбрасывала, из-под микстуры: on… оп… и оп!

Официант подал «Хейнекен». Алька молча подвинула свой стакан Олегу Константиновичу и кивнула официанту: еще неси!

— И вот, Алинька, цветочек мой, эта замечательная женщина, Габби, приходит в цирк. А в Германии всегда аншлаги были. Народу — не протолкнуться! И любимый номер у всех — «Солнце в авоське». Это когда я за солнечным зайчиком крадусь… тихо крадусь, как кошка, а он убегает и убегает… убегает и убегает…

— Погоди, ты что… Олег Попов?..

Старик засмеялся.

— Почему нет? — искренне удивился он. — Я и есть самый настоящий… Олег Попов. Русский клоун.

— Ну, дед, ты даешь…

— Даю, — согласился старик. — 50 лет на манеже.

— Вы то есть… — смутилась Алька. — Вы ж великая знаменитость, да?..

Олег Константинович лихорадочно схватил ее за руки.

— Так слушай, слушай!.. И Габби приходит за кулисы.

«Автограф можно?» — «Можно, — отвечаю. — Почему нет?»

И кто-то тут дернул меня… будто знак какой-то: «А телефончик ваш можно?» — «Пожалуйста… — она еще, знаешь… плечиком так повела… — Почему нет…»

— Взяли?

— Взял! Представляешь? И не потерял! Сберег номерочек.

Олег Константинович замолчал, и ему на глаза опять навернулись слезы.

— Как пиво?.. — робко спросила Алька.

— Пиво?.. Сейчас скажу.

Он медленно, со вкусом сделал несколько глотков.

— Честно? Не обидишься?

— Говно?

— Чуть-чуть… да. Ну вот, дела, Алинька, пошли плохо. Какая-то сволочь отравила у нас всех тигров. Чтобы сборы подрезать. Сторож подходит утром к клетке, а все тигры — дохлые. А глаза открыты и белые-белые — жуть прям…

Импресарио сразу сбежал…

— Немец?

— Немец, конечно.

— Немцы — суки.

— Это есть, — кивнул Олег Константинович.

— С кассой ушел?

— С зарплатой за три месяца. Только себе и заплатил, гад. Денег нет, короче, ни на поезд, ни на автобус. Ребята, кто на машинах, сразу «по коням» и — в Союз. Я бы тоже уехал, но меня не взяли… старики кому нынче нужны, сама понимаешь! Из гостиницы поперли, платить же нечем…

— Ужас…

— Еще какой!..

Алька представила себе эту картину: сидит в скверике дед с чемоданчиком. Или рюкзаком. Всеми забытый.

И какой дед: Олег Попов!

— А я, Алинька, когда в своей гримерке убирался, нашел телефон Габби. И спрятал листочек понадежнее… — вот как чувствовал что-то!..

Ведь ни одной же… родной души! Думал, в посольство, все-таки я — народный артист СССР, у меня два ордена Ленина… но посольство — где? В Берлине. А я на Боден-зее, черте как далеко. Я как до Берлина доберусь? Ведь денег нет совершенно!

— Может… еще по говну? — Алька была готова расплакаться.

— Так давай! — откликнулся старик.

Выпил он с удовольствием.

— Звоню я, короче, Габби, — продолжал Олег Константинович. — Так, мол, и так, вот такое… у меня сейчас положение… Цирк уехал, клоуна забыли! Стою в Нюрнберге на площади и детям фокусы показываю. Побираюсь, короче. Кепку кладу на асфальт… у меня есть белая такая кепка с черными шашечками — знаменитая! Специально на заказ шили. Полиция меня, слава богу, не трогает, немцы уважают стариков. Что-то под нос себе мурлыкаю, что музыка вроде как была… и корчу рожи смешные: за сосиску в день…

Увлекаясь, старик говорил все громче и громче, как на манеже, но никто на него не обращал внимания: в «Праге» не знали Олега Попова.

— А сплю, Алинька, на вокзале. Как в войну. В Нюрнберге очень большой вокзал, а людей мало, потому что немцы не любят вокзалы и не любят поезда.

Вообще, Алинька, капитализм — говенная штука; в Союзе я на любом бы вокзале о чем угодно договорился. А здесь хоть умри: нет денег — ну и до свидания!

— А Габби?

Алька любила рассказы про любовь.

— А Габби, — подхватил старик, — предлагает: хватит, говорит, мучиться, приезжай ко мне!

Вот, думаю, спасибо: выручила. Я ведь, Алинька, как решил? Перекантуюсь немного у бабы, окрепну, медяков насобираю и — домой!

А это, Алинька, 91-й, и Родина уже ничем тебе не поможет. Ей самой бы кто помог! — Переехал я, короче, к Габби, накормила она меня ужином, уложила спать, и остался я, Алинька, у нее на всю свою жизнь…

Олег Константинович все-таки заплакал.

Старики редко плачут от счастья. Просто плачут — и все…

— На каком же языке… вы говорите?

— О! — оживился старик. — Язык это была история! Нальешь — расскажу!

Алька разлила пиво и подмигнула официанту: — Еще!

— У Габби был немецко-русский словарь. А у меня, Алинька, русско-немецкий. Габби мне показывает: «Я тебя люблю!» В ответ я, значит, тычу пальцем: «Тоже люблю!» Мы и ругались со словарем, это была умора!

— Любовь, значит…

— Вот хочешь не хочешь, но в Бога после такого случая точно поверишь… — Олег Константинович сложил фотографии обратно в конверт.

Официант принес сразу пять бутылок пива.

Алька воодушевилась:

— Чиз!..

— Ну, давай, родная! Со свиданьицем!

Олег Константинович подкупал обаянием. Клоуны — они, наверное, все такие: любят людей.

— Может, закуску… дядя Олег? Или тортик? К чаю?

Старик улыбнулся:

— Спасибо, детонька. Я недавно котлетки ел…