Акакий Белиашвили - Бесики

В тенистом парке, окружавшем дворец, распевали птицы. Утренний ветерок доносил из парка сладкий аромат цветов. Этот запах словно опьянил певчих птиц: щебеча, они перепрыгивали с ветки на ветку и садились на перила дворцового павильона.

Бесики невольно следил за этими беспечными пернатыми. Особенно его занимал соловей, который сел перед ним на перила и стал звать подружку. Но должно быть самка была занята другими соловьями и не обращала никакого внимания на его призывы. А тот настойчиво, но безуспешно продолжал свои мольбы. Наконец прилетел второй соловей, они о чём-то пощебетали и улетели в парк.

Бесики несколько раз провёл мизрапи по струнам тари, и они зазвенели, как птичьи голоса. И таинственный голос в груди Бесики, слышный только ему одному, начал петь:

«О несчастный», — ответили ему струны тари. Бесики подхватил эту фразу и продолжал:

Птицы продолжали щебетать. Кура с глухим рокотом катила свои волны. Утреннее солнце расписало светом и тенью отвесные скалы Метехи и Сачино и словно протянуло между ветвями чинар, возвышавшихся перед балконом дворца, золотистые нити. Бесики был очарован этой картиной. Он ощущал и видел всё кругом и в то же время как будто ничего не видел и не воспринимал. Он хотел творить и петь.

И мизрапи как бы само по себе продолжало скользить по струнам тари, и Бесики отзывался на их мелодию:

Дворец был объят тишиной, все спали, так как ночью никто не смыкал глаз.

Бодрствовали только асасы у дворцовых ворот. Дворецкий дремал у дверей персидского зала, в котором Ираклий совещался с Леваном и Давидом. Ушла в свои покои и старшая Анна, чтобы проведать больного мужа. Димитрий спал. Он дышал с каким-то присвистом и шипением, шевеля втянутыми старческими губами. Анна вздрогнула, взглянув на этот храпящий живой труп, и быстро ушла в свою спальню. Она подошла к зеркалу, чтобы снять нагрудные золотые застёжки, и когда увидела своё красивое лицо, сердце защемило какой-то странной болью. Анна отошла от зеркала и раскрыла окно с цветными стёклами. Лица её коснулся прохладный ветерок, несущий с собой пьянящий запах цветов.

С балкона донеслись звуки тари. Из её окна не видно было балкона, но туда вела из её комнаты маленькая дверь. Анна приоткрыла её, выглянула и отшатнулась.

Бесики сидел один на балконе. Она заглянула в большой зал. Там было пусто. Они были совершенно одни. Анна испугалась этого и хотела вернуться в свою комнату, но не могла. И ей казалось, что какой-то дьявол сковал её волю.

Бесики всё так же сидел на тахте и продолжал играть на тари, напевая вполголоса сочинённые им стихи. Анна сделала несколько шагов к балкону, чтобы уловить слова его песни.

Бесики, сидевший к ней вполоборота, продолжал петь:

Слушая песню, Анна тяжело дышала.

— «Я не Тинатин и не Нестан, — промелькнуло у неё в мыслях, — я Фатьма и сама должна признаться возлюбленному в своём чувстве».

Когда Бесики закончил последнюю строфу, Анна осторожно коснулась пальцами его кудрявых волос. Юноша невольно оглянулся.

Увидя Анну, он опустился на колени и почтительно поцеловал край её платья. Прикосновение её руки он принял за покровительственную ласку, но, подняв голову и встретив взгляд Анны, растерялся. Он быстро огляделся: не подсматривает ли кто? Бесики хотел убежать, но пылавшие глаза Анны сковали его и заставили забыть и испуг и уважение. Анна ласково приблизила к себе его голову. Бесики быстро встал, и вдруг они обнялись. Юноша впился губами в горячие уста Анны.

Из тронного зала послышались голоса.

— Этой ночью жду тебя в саду царевича… — успела шепнуть Анна и, как лёгкий зефир, скользнула по балкону и скрылась в своей комнате.

У неё кружилась голова. Она села на постель. Сняла парчовый пояс. Попробовала расстегнуть пуговицы на платье, но они не поддавались; она оборвала их по одной. Ей было тяжело дышать.

И вдруг Анна зарыдала. Слёзы полились потоком. Ока и сама не знала, почему ей захотелось плакать в минуты, когда она чувствовала себя такой счастливой. Она уткнула голову в подушку и впилась зубами в расшитый бархат, чтобы сдержать рыдания.

Бесики некоторое время стоял на балконе ошеломлённый. Когда Анна скрылась, он огляделся, и его снова объял тот жуткий страх, который он испытал, встретив горящий взгляд Анны. Что бы с ними было, узнай об этой встрече Ираклий? Правда, та часть балкона, где они обнялись, была укрыта от постороннего глаза, но Бесики прекрасно знал, что в каждом уголке дворца мог сторожить злой глаз, и тогда судьба Бесики была бы решена. Он, трепеща, оглядел все углы, заглянул даже в парк и собрался уходить, но в дверях столкнулся с царевичем Леваном.

— Что с тобой? На тебе лица нет, — обратился к юноше удивлённый Леван. Он хотел спросить его ещё о чём-то, но вспомнил, что должен был передать дворецкому приказ Ираклия, прошёл в вал и крикнул: — Мамуча! Отец приказал перевезти греков на Ахтальские рудники. — Вернувшись, он спросил Бесики вторично: — Почему ты такой бледный?

За это время юноша успел прийти в себя и глухим голосом ответил царевичу:

— Не знаю, может быть, от бессонницы.

— А если в походе придётся не спать неделю, что с тобой тогда будет? — засмеялся Леван. — Иди сейчас же и готовься! Идём походом на Ахалцих. Только никому не говори об этом. Отец должен встретиться с Тотлебеном и едет к нему со всей свитой. Он приказал ехать и тебе. Отец пожаловал тебя половиной оклада мдивани. Я просил дать тебе полное содержание, но он отказал, говоря, что за свои стихи ты большего не заслуживаешь, а если в походе отличишься, тогда и получишь.

— Идём на Ахалцих? Будет бой?

— Турецко-лезгинское войско уже находится в Ахалцихе.

— Когда выступаем?

— Сегодня, часов в десять, когда стемнеет.

Бесики очень обрадовался, что его берут в поход, а главное тому, что надо отправляться этой же ночью. Он вздохнул свободно, как будто с его плеч сняли тяжёлый камень. Восхищёнными глазами взглянул он на Левана и вместе с тем подумал: «Знал бы ты, что затеяла со мной твоя тётка». Но он отвёл эту мысль и радостно сказал: